Джеймс Сваллоу - Где Ангел не решится сделать шаг

Воины у огромных медных дверей отдали честь Первому капитану и пропустили его. Внутри он не нашел ответов, только новые вопросы.

— Это правда? — капитан Амит повернулся к нему, растолкав полдюжины сервиторов, упаковывающих походное снаряжение примарха. — Скажи мне, что это неправда, Ралдорон.

Его товарищ нахмурился.

— Приказ должен быть выполнен, — резко произнес он. — Будь ты там, то сам бы услышал слова Императора.

— Но меня не было, — ответил Амит. — Мне приказали стоять на страже в этой комнате. И, возможно, из лучших побуждений. Сначала я подумал, из-за того, что у меня не такая изысканная форма, как у Тороса, но теперь считаю, они хотели, чтобы я помалкивал!

— Ты слишком много мнишь о себе, брат, — раздражение Ралдорона вырвалось наружу, и он провел рукой по коротко стриженым волосам. Первый капитан увидел кувшин с вином, который еще не упаковали для перевозки, и налил себе полный бокал.

— Никто не осмеливается повышать голос в присутствии Императора.

— Значит, в этом дело? — спросил Амит. — Мы с Ангелом вернемся на корабли, а затем к Крестовому походу, словно ничего не произошло? — он выхватил кувшин у Ралдорона и налил себе немного вина. — А что мы скажем нашим боевым братьям, когда передадим им приказ? Магнус заглянул в книги, которые не должен был читать, и теперь наши библиарии должны принести себя в жертву? У меня в роте два псайкера, легионеры, с которыми я сражался бок о бок и которым доверяю! Что теперь станет с ними?

— Ты преувеличиваешь.

— Да неужели? — Амит ткнул его в грудь. — Я не сомневаюсь, что наш повелитель с радостью примет обратно своих воинов, без их капюшонов или в них. Но что насчет остальных? Например, Дорна? Разве Имперские Кулаки когда-нибудь воспринимали приказ не буквально?

Он покачал головой и отвернулся.

— Скажи, что тебя не задел этот диктат, брат. Представь, мы пришли к тебе и запретили пользоваться мечом или болтером, но потом все равно отправили в битву. Что ты будешь делать?

— Буду сражаться тем, что у меня останется. Зубами и ногтями, если понадобится, — он опустил кубок. — Этот приказ для блага Империума. А твои слова грозят навлечь открытое порицание!

Амит посмотрел на него, проигнорировав предупреждение.

— Лексиканий, кодиций, эпистолярий. Ралдорон, это не просто слова, звания и признаки статуса, от которых можно отказаться, и ничего не изменится, — он указал на него. — Твои титулы — Первый капитан, магистр ордена, Чистокровный… Убрать их, и ты все равно останешься прежним. Но без силы псайкеров в нашем арсенале Легионес Астартес станут уязвимыми для нападения. Неужели только я это понимаю!

— Опасность открытого разума перед силой варпа несоизмеримо больше, чем предполагаемая выгода, — возразил Ралдорон. — Она может довести человека до безумия… — Он замолчал, и в мыслях всплыло непрошенное, болезненное воспоминание. Он вдруг вспомнил брата Алотроса, потерянного на Мельхиоре, его чувство собственного «я» рассыпалось. Алотрос и несколько других, которых постигла та же судьба. Что лишило их рассудка — темная тень варпа или нечто более глубокое?

Амит не обратил внимания на задумчивость Ралдорона, за спиной капитана пятой снова открылись двери.

— Ты меня не убедил. Я пытаюсь понять, почему Император принял столь необоснованное решение.

— Мой отец за все тысячелетия своей жизни никогда не был своенравным, — в комнату вошел Сангвиний, говоря спокойно и без упрека. Ралдорон задался вопросом, все ли он слышал из сказанного, а затем понял, что это не имеет значения. Он был примархом, он узнал бы.

Амит поклонился вместе с Ралдороном.

— Милорд, я неудачно выбрал слова, это не то, что я хотел…

— Именно то, — сказал Ангел. Первый капитан заметил, что примарх помрачнел. Сангвиний всегда держался с загадочным, отстраненным видом, но сейчас и здесь примарх казался почти растерянным.

— Ты сказал именно то, что хотел.

Это был тот редкий момент, когда Расчленитель пятой роты замолчал, словно новичок, получивший выговор от наставника, но предостережения так и не последовало. Вместо этого Ангел рассматривал то одного воина, то другого.

— Рал, — обратился он к первому капитану. — Я тебе говорил, почему приблизил к себе капитана Амита?

— Иногда я думал об этом, — осмелился ответить Ралдорон.

— Ты, — сказал ему Сангвиний, — тебя я держу рядом, потому что ты близок к сердцам моих сыновей, как камень к песку. Берус — Верховный хранитель, потому что он знает наши традиции и душу легиона, словно она живое существо. Азкаэллон возглавляет мое Сангвинарное воинство, потому что он никому не доверяет и везде видит угрозу. Но Амит… — он сделал паузу. — Капитан Амит всегда будет говорить то, что у него на уме, никогда не колеблясь, даже если будет отлично понимать, что это повлечет выговор.

— Вы можете быть уверены в этом до конца моих дней, — отметил Амит.

Ангел кивнул.

— Но никогда не забывай. Слово Императора — закон, а его воля будет исполнена. Никейский указ теперь имперская заповедь, и мы обязаны уважать ее должным образом. Библиарии возвращаются в тактические части. Они по-прежнему легионеры. Я буду гордиться ими, вне зависимости от того, какое оружие они используют в бою.

Он повернулся к Амиту и впился в него твердым взглядом.

— А что касается испытаний, которые бросит нам судьба после сегодняшнего дня… когда они придут, Кровавые Ангелы справятся с ними.

Ралдорон молча принял эти слова. Но его сомнения не исчезли.

Путь Тануса Крида был устлан сотнями тысяч черепов, отполированных, словно истертые булыжники на улице пограничного мира. Плотность стен собора придавала необычному эху его шагов ломкий тембр.

До Несущих Слово едва доходил шум кипевшей снаружи битвы. Ее глухой рокот напоминал звук прибоя на далеком морском берегу. Треск болтерного огня, резонирующие крики и адские вопли создавали подходящую атмосферу.

Аколит провел пальцами по тянущимся высоко вверх аркам и колоннам, которые поддерживали коническую крышу. Колонны были сооружены из связок длинных бедренных костей, окруженных грудными клетками и удерживаемых вместе крошечными фалангами детских пальцев. Челюсти и позвоночники создавали портики, бедренные кости украшали стены обители, а черепов было не счесть. Сверху и снизу на легионера взирали невидящие глазницы, некоторые светились изнутри плазменным светом.