Эфирия, эктоплазма, пятый элемент. Называйте как хотите, но мы говорим о самой материальной субстанции душ. Варп — это не царство, куда отправляются жить души. Это царство, полностью созданное из материи душ. Души не существуют в варпе — они и есть варп.
Древние знали об этом. Знали и поднялись выше губительного прикосновения варпа, создав метод путешествия по Галактике, который избавлял от всякой необходимости перемещаться по преисподней. Даже моему отцу Магнусу Красному мало что было известно о нем, и он именовал это Измерением Лабиринта. Те из нас, кто ныне знает о его существовании, включая эльдар, которые до сих пор много им пользуются, чаще называют его паутиной.
Это измерение тайных проходов тянется по всей нашей Галактике по другую сторону как реальности, так и нереальности. На одной планете это может быть всего лишь портал, открывающийся на одном массиве суши и ведущий на другой, и его размеров хватает для прохода одного человека. Где-то в другом месте, во мраке, где не светят звезды, по ее незримым пределам движутся целые флотилии и миры-корабли эльдар. Именно здесь сотни тысяч эльдар, которые иначе были бы обречены, укрылись при рождении Младшего Бога и гибели их империи. Комморра — родной Темный Город Нефертари — крупнейший из портов чужих в ее глубинах, однако не единственный.
Время и бесконечная война оказались немилосердны к паутине. Целые области напоминающих лабиринты проходов заполонили демоны, и то, что некогда являлось охватывающим всю Галактику творением непостижимого воображения, ныне представляет собой пустую оболочку былого величия. Основная часть безмолвна, холодна и позабыта. Оставшееся по большей части не нанесено на карту людскими руками, и миллиард его врат остается незаметным для человеческих чувств. Это царство не для подобных нам.
Мы, обитающие в Империи Ока, видим ее наследие чаще, чем кто-либо из имперцев. Оно существует в наших владениях точно так же, как на любом из примитивных имперских миров могут сохраняться каменные руины ушедших цивилизаций. Входы в разрушенный лабиринт располагаются сразу за пределами видимости, или же проявляются на границах восприятия. На занятых демонами планетах и в глубине Пространства Ока те из нас, кто обладает достаточно острыми чувствами, ощутит дыры в нашей искаженной реальности. Порой это нечто окутанное тенью и мрачно-величественное вроде разлома в космосе — настолько огромного, что через него может пройти целый флот — и виден висящий в пустоте сумрачный образ ландшафта чужой планеты. Другие же порталы просты и невелики, как, например, арочный проем из призрачной кости, погребенный под поверхностью планеты. Среди входов и выходов паутины не существует единообразия.
Как того и следовало ожидать, большая часть проходов паутины в пределах Великого Ока бесполезна и разрушена сокрушительным криком, который издал при рождении Младший Бог. Большинство оставшихся, вне зависимости от того, работают ли они, или сломаны, заполнены Нерожденными, ищущими способ углубиться в реальное пространство и жаждущими крови и душ на борту миров-кораблей эльдар. Проходимыми в наших напоминающих чистилище владениях считается лишь несколько маршрутов, и даже по этим затерянным путям редко передвигаются. Часть просто не нужна — в конце концов, это ведь разрушающиеся остатки сети — она ведет из неуместного к бесполезному.
Те же, что до сих пор функционируют четко — по-настоящему полезные проходы — входят в число, безусловно, самых ценных секретов Ока. Те в Девяти Легионах, кому удается составить хотя бы фрагментарные карты стоящих внимания порталов паутины, могут выставлять за свои знания любую цену, и сотни группировок охотно заплатят.
Я узнал о Разрыве Авернуса почти сотней лет ранее, и ценой этого знания стали шесть лет службы группировке VIII Легиона, возглавляемой воином по имени Дхар`лет Рул. Мои услуги всегда высоко оплачивались артефактными автоматонами Механикума, однако определенные прочие предложения были слишком ценны, чтобы проходить мимо.
Шесть лет связывания демонов и уничтожения врагов Дхар`лета. Шесть лет мои рубрикаторы несли службу в жестоких рейдах против других боевых кораблей, и все это ради того, чтобы узнать местонахождение одного-единственного надежного прохода паутины.
Оно того стоило. Теперь мне были известны несколько дюжин все еще функционирующих путей внутри Ока, и, хотя я и сомневался, что у меня самая полная карта среди воинов Девяти Легионов, то, чем я обладал, имело неизмеримую ценность.
Большинство из входов в паутину не обозначены никакими искусственными метками или древними вратами. Мы привели «Тлалок» в область космоса, которая казалась точно такой же, как все остальные хаотичные волны Ока, и медленно скользили в хромосфере остывающего, умирающего белого солнца. Там, в тени, отбрасываемой пульсирующим ядром мира, мы перешли из Ока… куда-то.
Нас окутала чернота. Оккулус показывал не черноту глубокой пустоты, а черноту лишенного цвета и звезд ничто. Потянувшись за пределы корпуса, я ощутил лишь бесконечность. Подобного я не чувствовал больше нигде в Галактике. Даже в глубинах космоса гудели полуживые остатки рождения звезд и тихие мысли далеких смертных. Это же место представляло собой антитезу жизни, материи, вообще всего. Мы плыли по другую сторону как реальности, так и нереальности.
Двигатели жарко полыхали, проталкивая нас сквозь абсолютную черноту. Казалось, мы пребываем в состоянии покоя, вообще никуда не направляемся. Анамнезис заверяла, что «Тлалок» движется вперед. Наши чувства были окутаны пеленой, приборы молчали, и против ее слов выступали только наши глаза.
Экипаж мостика был встревожен, среди мутантов и людей вспыхивали ссоры и лилась кровь по незначительным поводам. Эти создания привыкли жить в кошмаре, где на них могли без предупреждения напасть демоны, однако их чувства были неспособны легко переносить разрушенную паутину Древних. Абсолютное ничто этой части приводило к сенсорной депривации в масштабах всего корабля. Когда я спал, то не видел снов о волках. Мне вообще ничего не снилось, и я всякий раз просыпался через пару часов не более отдохнувшим, чем прежде.
— Так было и при прошлом переходе? — поинтересовался Телемахон. Его прекрасная маска, восстановленная моими жрецами-оружейниками, сверкала полированным серебром в бледном свете командной палубы. У него была привычка класть руки в перчатках на затыльники двух мечей в ножнах на бедрах. Он носил их низко подвешенными, почти как тщеславный человек-стрелок — рисовка, не удивлявшая никого из нас.
