Он украдкой глянул на маму Джина, словно проверял, понятны ли той объяснения о его доме.
— Значит, они что-то вроде заместителей императора? — уточнил Джин.
Брови Форлинкина одобрительно поднялись.
— В общем, да. За исключением того, что их назначат, они отслужат и выйдут на пенсию. А срок императора — пожизненный, если можно так выразиться, — добавил он, криво усмехаясь.
— Значит, у Майлза-сана и очень важная работа, и очень важная семья, — задумчиво проговорила Мина, словно пробуя эту мысль на вкус.
«Наверняка она думает сейчас о пони», — решил про себя Джин.
Тетушка Лорна понимающе ухмыльнулась:
— Это из-за своих высокопоставленных родственничков он получил такую важную должность?
— Нет, — рассудительно ответил Ворон-сенсей. — Уверен, что Майлз получил эту должность, потому что у него редкостный нюх, как у собаки. Ищейку называют ищейкой потому, что она ищет. Вы ведь заметили, что он просто помешан на работе? А энергия так и прет. — После чего, отдавая должное Майлзу, заметил: — Что, впрочем, лишь всем нам на пользу.
— Н-да… — многозначительно и дипломатично, как показалось Джину, заметил Форлинкин.
Джин подавил тяжелый вздох.
— Ищейка… Вот бы мне собаку!
Мама закашлялась. Форлинкин взглянул на нее, на Нефертити, которая бродила рядом с фиалковой клумбой, и заметил:
— Ты ведь только что получил… гм… почти настоящего льва. Может, пока стоит повременить с исполнением желаний по поводу расширения зоопарка?
Мина повисла на маме, положив голову ей на плечо. Мама притянула ее к себе. «Есть еще желание, — подумал Джин. — Желание, требующее исполнения. Есть нечто поважнее собаки, даже поважнее льва».
Хотя (Джин видел картинки) собаки — просто прелесть. По совершенно необъяснимой причине, всегда больше шансов выпросить что-нибудь прелестное и пушистое, чем многоногое под панцирем. Ох уж эти несмышленые взрослые.
Тут все заговорили об адвокатах, тяжбах и злодеях из «Нового Египта», и о том, что всю верхушку арестовали, и о бывшем мамином комитете активистов, и что будет дальше, то есть обо всем, о чем они и так судачили без конца целую неделю, после того как чуть не спалили комплекс Сьюз. Поэтому Джин перебрался поближе к Нефертити. Мина, позевав, последовала за братом.
Нефертити присела на лапах, спрятавшись в пурпурных и белых фиалках.
— Ой, ой! — завопила Мина. — Смотри, она их ест!
Джин испугался: а вдруг Форлинкин очень дорожит своими фиалками? Впрочем, теперь от нежных цветочков остались лишь зеленые стебельки. Джин сгреб сфинкса в охапку и, ругаясь, утащил прочь от клумбы.
— Еда! — бубнила Нефертити, разжеванные лепестки сыпались изо рта.
— Форлинкин-сан, — спросила испуганная Мина, — а вот если Нефертити съела фиалку, она заболеет?
Мама издала испуганный звук, но глаза ее смеялись. Форлинкин-сан совсем даже и не рассердился.
— Думаю, не заболеет. Съедобные цветы кладут в салаты. Фиалки, по-моему, съедобны. Их подают в засахаренном виде. Однако я бы на вашем месте последил, чтобы она не переела.
Джин и Мина облегченно вздохнули. Правда, каждый по своему поводу. Форлинкин знает множество всяких полезных штучек. А еще он улыбается маме. А мама улыбается ему. Нечасто она последнее время улыбалась… Вообще он толковый парень, вот только по золологии придется подтянуть. Если, конечно, он собирается остаться с ними.
«Так что все наладится», — подумал Джин.
Майлз выбрал столик на самом краю балкона с видом на главную площадку пересадочной станции Эскобара. Оттуда открывался умопомрачительный вид — сразу и на пассажиров двумя уровнями ниже, и на обширный сектор космоса, усыпанный звездами, и на край диска Эскобара, переливающийся всем спектром яркого света сквозь прозрачную стену над головой. Поставив на стол три чашки кофе, Майлз устроился за столиком и жестом пригласил Роика сесть рядом.
Оруженосец взял кофе, от предложения сесть отказался. Прислонившись к балконным перилам, он изучал обстановку. Выглядел Роик, к несчастью, именно как телохранитель, пытающийся выдать себя за туриста. Роику никогда не нравились такие открытые позиции. А вот Майлз всегда проездом останавливался в этом кафе. Пристройку к станции поставили лет десять назад, насколько он помнил.
Появился Марк, заметил брата — вернее, конечно, Роика, — помахал рукой и прошел прямо к ним. До корабля оставалось еще несколько часов, поэтому Марк решил не брать ближайший катер на Эскобар, благо те ходили каждый час, и остался поболтать несколько минут с братом. За долгие годы им не удавалось побыть вместе столько времени, сколько они провели в полете с Кибо-Даини. И не важно, что большую часть времени им все равно пришлось провести в отдельных каютах, составляя детальные указания и рассылая их каждый своим сотрудникам. Работать без перерыва — очень здорово. Гораздо лучше, например, чем сойти с ума или гнить под землей.
Марк уселся, заграбастал третью чашку, снял крышку, глотнул и поморщился. Когда позволяло время, Марк изображал гурмана, крайне придирчивого в вопросах еды и питья. Майлзу вкус кофе не показался таким уж отвратительным. Весьма неплохо для пересадочной станции. В конце концов, всему свое время.
— Извини, что опоздал. В последнее мгновение пришло сообщение от Карин. Нужно было сразу заняться одним вопросом.
Пока позволяют возможности собственной каюты. Майлз понимающе кивнул. Марк оставил все приготовления по открытию клиники Дюрона на Карин и Ворона, они также остались попутно приглядывать за делами Джина, пока Марк на Эскобаре занимается подготовкой открытия новой клиники. Разлука с напарницей, хоть и временная, ощутимо выбивала Марка из колеи. Майлз вспомнил Катриону и вздохнул.
— Так какие новости? Хорошие или плохие? — спросил Майлз. Хотя ответ он знал — случись что плохое, уже была бы шифровка от Форлинкина.
— Неплохие. По словам Карин, Ворон успешно разморозил тех двоих друзей госпожи Сато, они уже дали властям ценные показания. Дело против «Нового Египта» идет полным ходом — с точки зрения юриспруденции. Это значит, практически заморожено — с человеческой точки зрения. Однако пока все движется в нужном направлении. Поскольку было предъявлено обвинение в убийстве, вся верхушка «Нового Египта» сидит за решеткой. Твой дружок Оки согласился на сделку о признании вины, или как там это называется, когда закладываешь своих товарищей, чтобы схлопотать менее строгий приговор.
Марк, похоже, не очень-то осуждал Оки. Роик, слушавший рассказ, поднял чашку кофе за здоровье Оки — все-таки тот был не самым худшим из шайки.
