Дж. Стражинский - Пространство, время и неизлечимый романтик

К своему немалому изумлению, Маркус Коул глубоко вдохнул.

Его первой осознанной мыслью было «Я жив», а следом «Почему я жив?»

Он осторожно приоткрыл глаза и тут же снова зажмурился от режущего яркого света.

— Притушите лампы, — произнес кто-то.

Он попробовал еще раз, теперь с большим успехом. Насколько он мог разобрать, это была операционная. Над ним склонились несколько фигур, и когда в глазах прояснилось, он узнал характерные костные гребни на головах. «Минбарцы». Двое из них были в халатах целителей, а третий — в форме с эмблемой, означавшей, что он — рейнджер, как и Маркус, служит в тени, служит Альянсу.

Он напрягся, пытаясь вспомнить, как здесь очутился. Последним его воспоминанием было известие, что смертельно раненная у него на глазах коммандер Сьюзан Иванова, с которой они вместе были на борту «Белой звезды» во время гражданской войны на Земле, умирает. Нарушив все приказы, он забрал ее и ринулся на Вавилон 5. Там он воспользовался инопланетным прибором, переносившим жизненную силу от одного организма другому, — чтобы своей жизненной силой отвести ее от края могилы. Он сделал это, зная, чем придется расплачиваться.

«Я люблю тебя», сказал он.

А потом умер, у нее на руках.

Так, черт возьми, где и почему он оказался?

Он попытался сесть, но трясущиеся руки не выдержали его веса.

— Постарайтесь не двигаться, — сказал главный целитель-минбарец.

— Мои руки…

— Атрофировались. Вы не двигали ими уже… ну скажем, очень долго.

— Насколько долго?

— Мы начнем реабилитационный курс немедленно, будем круглосуточно искусственно их стимулировать, это должно помочь быстро поставить вас на ноги, но…

— Сколько?!

Целитель заколебался и обернулся к стоявшему позади рейнджеру.

— Скажи ему, Траналл, — промолвил другой минбарец. — Он прошел подготовку анла-шок, он рейнджер. Он выдержит.

Целитель кивнул и снова повернулся к Маркусу:

— Вы были в криогенной камере, — объяснил он. — Коммандер Иванова приказала заморозить ваше тело на случай, если однажды наука найдет путь вернуть вас к жизни.

— Как всегда, самонадеянность, — проговорил Маркус. — Человеку даже геройской смертью умереть не дадут без того, чтобы кто-нибудь все не испортил. Уж я поговорю с ней об этом, вот увидите.

Два минбарца обменялись странными взглядами.

— Кстати, об Ивановой, где она? — спросил Маркус. — Вообразить не могу, чтобы она такое пропустила.

— Боюсь, она скончалась, — сказал рейнджер.

Маркус совсем растерялся:

— Не понимаю, я хочу сказать, я спас ее… Ну то есть, я ведь спас ее, правда? Прибор ведь сработал, так?

— Верно, — подтвердил рейнджер. — Это исторический факт. Но вы должны понять: по земному календарю событие, которое вы описываете, произошло почти триста лет назад.

За следующие несколько недель, пока Маркус выздоравливал, он узнал все, что случилось за те годы, что он провел в криокамере. История раскрывалась перед ним постепенно, так, как считали необходимым для него врачи.

Сьюзан Иванова стала капитаном, продолжила карьеру, дослужилась до генерала в земных Вооруженных Силах и, наконец, стала Анла-шок На, главой рейнджеров, подчинявшимся президенту Межзвездного Альянса Деленн Минбарской. Оставшись на этой должности до конца своих дней, она увеличила численность рейнджеров настолько, чтобы в их рядах были представлены все расы-члены Альянса, а введенный ею кодекс чести и самопожертвования не имеет равных до сих пор. Маркус узнал, что только в этом городе ей и ее трудам посвящено с полдюжины памятников и мемориалов. Она так никогда и не вышла замуж, вместо этого решив посвятить всю жизнь работе.

После закрытия Вавилона 5 она распорядилась доставить сюда его криокамеру. По словам Траналла, и время от времени она навещала его во время долгого сна, эти визиты до сих пор остаются темой для пересудов среди медицинского персонала. Некоторые даже рассказывали, что Сьюзан разговаривала с ним, словно он был жив.

— Но от этих бесед не осталось никаких записей, ничего, — пояснил Траналл.

В последние годы жизни Иванова приказала сохранять его тело в неприкосновенности до тех пор, пока не будет найден способ излечения. Деленн подтвердила этот приказ.

Это случилось только теперь, спустя три сотни лет, когда одна из недавних экспедиций к Пределу обнаружила следы цивилизации, создавшей тот прибор. В древних архивах они обнаружили, наконец, информацию, которую столь долго искали.

— И что же мне теперь делать? — спросил Маркус перед выпиской.

— То, чего они вам желали, — ответил Траналл. — Живите.

— Сколько еще народу знает обо мне?

— Мы сохранили ваше выздоровление в тайне, решив, что так будет лучше. У вас будет время, чтобы приспособиться, никто не будет вам докучать. Шанс поговорить с кем-то, кто лично знал президента Шеридана, и Деленн, и Анла-шок На Иванову… — взгляд Траналла устремился в невидимые дали, но затем вернулся к Маркусу. — Нет слов, но мы должны сделать все для вашего выздоровления. Ну а потом, разумеется, у нас будет к вам море вопросов.

— Вам не придется беспокоиться о будущем и в другом отношении, — продолжил он. — В предвидение этого дня давным-давно был основан трастовый фонд. Денег в нем хватит, чтобы на всю жизнь обеспечить несколько сотен человек. У вас будет все, что угодно.

Маркус кивнул, но подумал: «Нет, далеко не все».

Достаточно окрепнув, Маркус покинул больницу и вышел на улицу Йедора, столицы Минбара. За триста лет с тех пор, как он в последний раз бывал здесь, город почти не изменился. Кристаллические пики и башни все так же поражали своей холодной красотой. Навстречу попадалось гораздо больше людей и других инопланетян, чем он видел раньше, но оно и понятно, ведь Минбар стал теперь центром Альянса.

Рейнджеры сами ныне были галактической легендой, их честность и беспристрастность уважали сотни миров. Если рейнджеров призывали для разрешения конфликта, их вердикты считались совершенно неоспоримыми. А если для восстановления порядка требовалось принуждение силой, они становились такой силой. Силой, которую применяли только в исключительных случаях, и никогда в политических или личных целях.

«Кажется, в конце концов, оно того стоило», подумал Маркус, но обнаружил, что далек от всего этого, чувствуя себя историком навыворот, свидетелем последствий известных ему событий, но последствий, его почти не касающихся.