Алексей Калугин
Реквием по мечте
На гробе решили не экономить – заказали самый дорогой. Темно-коричневый, с красноватым отливом, лакированный, блестящая медная окантовка и уголки в виде нераспустившихся лилий, широкие, основательные ручки – такие и на парадную дверь какого-нибудь государственного учреждения приделать не грех, – нежно-розовая атласная обивка внутри, крышка двухсекционная. Хотя последнее, наверное, было уже совершенно лишним.
В пятницу, ровно в полдень, гроб был доставлен на кладбище. Пустой. Ребята из похоронной компании все сделали как надо. Четверо в черном, с непокрытыми головами, аккуратно вытащили гроб через задние дверцы тускло отсвечивающего черным лаком катафалка с красиво собранными шторками на окнах, подхватили за ручки и, плавно ступая, понесли к уже вырытой могиле. Погода была по-осеннему пасмурной, накрапывал мелкий холодный дождик, то и дело порывами налетал режущий, точно бритва, ветер, но парни из похоронной конторы словно не замечали ничего. Они шли ровно, скорбно склонив головы, ни один из них ни разу не оступился и не сбился с шага.
Возле могилы гроб поставили на заранее подготовленные бруски – не хотелось пачкать красивую вещь в грязи. Хотя в конечном счете туда, в эту размытую дождем серо-коричневую грязь, гроб должен был уйти. Но уже не пустым.
Все взрослые жители города собрались у могилы. Места хватило всем, благо, похороны решили устроить не на кладбище, а на пустыре в пяти километрах от городской черты. Добраться сюда, не имея личного транспорта, было непросто, но городской глава распорядился выделить дюжину автобусов, которые начиная с девяти утра свозили людей к месту предстоящей церемонии. Даже немногочисленные городские бомжи и трое алкашей, загремевшие прошлой ночью в вытрезвитель, были доставлены под конвоем милиции.
Что и говорить, городок был небольшой.
Поэтому вдвойне странно, что так и не удалось выяснить, какой залетный ветер занес в город идею похорон. Просто вдруг пошли по городу разговоры, что есть, есть способ раз и навсегда избавиться от жалкого существования. И, как оказывается, совсем несложно обеспечить себе сытую, достойную жизнь, без постоянно грызущих мозг мыслей о завтрашнем дне, о невыплаченной зарплате и ворах во власти, а заодно и спокойную старость без болезней и тоски об ушедших днях, никак не зависящую от издевательски низкой пенсии. И всего-то для этого требовалось – похоронить свои мечты. Но так, чтобы все разом. Ежели хоть один житель города оставит мечту при себе, то ничего не получится.
Городскому главе стали приходить письма с предложением организовать всеобщие похороны мечты. Сначала – по одному-два в день, потом – десятками. Последним доводом, убедившим городского главу в том, что пора действовать, стал трехдневный пикет жителей города под лозунгом «Похороним мечты вместе», проведенный у стен городского собрания. В конце концов, подумал городской глава, что мы теряем? Получится – замечательно, не получится – все останется как есть. А народ успокоится. И он официально назначил день похорон, на которые должны были явиться все совершеннолетние жители города. Каждому вменялось в обязанность аккуратно, разборчивым почерком записать, а еще лучше напечатать на листе бумаги свою самую сокровенную мечту. Дети и те, кто по причине болезни не могли явиться на похороны самолично, должны были передать листки с записанными на них мечтами старшим членам семей или, на худой конец, отправляющимся на похороны соседям.
Большинство жителей города явились на место похорон загодя. В ожидании начала действа мужчины сумрачно курили. Женщины стояли небольшими группками и о чем-то негромко переговаривались.
Когда парни из похоронной конторы поставили гроб на приготовленное для него место, толпа начала уплотняться, сжимаясь широким кольцом вокруг разверстого зева черной, кажущейся бездонной могилы.
Из стоявшей неподалеку машины вышел референт городского главы и раскрыл большой черный зонт. Следом за ним, сразу под зонт, выбрался из машины и сам городской глава. Посмотрев под ноги, на раскисшую землю, он недовольно качнул головой и, шагая широко, стараясь не запачкать в грязи блестящие ботинки, направился к гробу.
Люди расступились, пропуская городского главу вперед.
Остановившись возле гроба, городской глава сложил руки внизу живота и скорбно склонил голову. Постояв так минуты две, он сделал рукой знак, повинуясь которому могильщики открыли одну половину крышки гроба.
Пак! пак! пак! – захлопали капли по розовому атласу обивки, оставляя после себя темные пятна.
Городской глава недовольно глянул на могильщика и еще раз махнул рукой. Могильщик быстро сообразил, в чем дело, и открыл вторую половину крышки гроба.
Городской глава поднял голову и медленным, тяжелым взглядом обвел своих сограждан.
– Ну что ж, – слегка развел он руками. – Полагаю, все знают, по какому поводу мы тут собрались? – Пауза. Тишина. – Тогда начинаем.
Референт передал зонт одному из могильщиков, а сам раскрыл папку со списочным составом жителей города.
– Начинаем с Красногвардейской улицы! – громко произнес он. – Дом номер один!
В толпе возникло какое-то движение. Но к гробу так никто и не вышел.
Подождав минуты две, референт снова заглянул в список.
– Квартира номер один! Сысоев Виктор Вениаминович!
К гробу подошел высокий худой мужчина в сером плаще.
– Это моя жена, – сказал он, указав на женщину, которую держал за руку.
Референт кивнул и сделал отметку в бумагах.
– Дома остались сын Алексей семи лет и мать-пенсионерка, Сысоева Галина Романовна.
Референт снова кивнул и поставил на бумаге еще две галочки.
Сысоев достал из кармана три тетрадных странички, сложенные вдвое, показал их референту, положил на дно гроба и тут же, развернувшись, зашагал прочь. Следом за ним, кинув в гроб бумагу, побежала жена.
Дальше дело пошло быстрее. Народ потянулся к могиле. Казалось, каждый хотел поскорее избавиться от принесенных с собой записок. Люди торопливо называли свои фамилии, кидали бумаги в гроб и уходили.
Через три часа гроб наполнился ворохом бумаг с мечтами жителей города. По указанию городского главы один из могильщиков взял лопату и примял бумаги, чтобы, не приведи случай, какую из них ветер бы не унес.
Без трех минут девять референт закрыл папку, достал из кармана пиджака сложенный вчетверо лист белой ксероксной бумаги, перегнул ее еще раз и положил в гроб, доверху наполненный мечтами горожан. Обернувшись, референт сделал знак городскому главе, оставшемуся последним, не положившим свою мечту в гроб.
