Джеpоми Бэйксби
Реквием Мафусаилу
Ригеллианская лихорадка поразила "Дерзость" ошеломляюще внезапно; никто не знал, откуда она взялась. Запросили – и получили – у командования Звездного Флота разрешение прервать исполнение очередного задания, чтобы найти планету с большими залежами риталина – единственного известного лекарства от этой болезни. К тому времени, как они нашли такую планету, один старшина умер, а еще четверо были серьезно больны.
Кирк, Маккой и Спок тут же нуль-транспортировались на планету, оставив за старшего Скотта. Маккой просканировал все вокруг трикодером.
– Большое месторождение риталина в направлении два-семь-три, примерно в миле отсюда, – сообщил он мрачно. – На его переработку у нас четыре часа, иначе эпидемия станет необратимой. Каждый на борту "Дерзости"…
Не успели они с Кирком двинуться с места, как голос Спока остановил их.
– В высшей степени странно, – сказал он. – Прибор отмечает наличие поблизости некой формы жизни. Между тем сенсоры корабля нашли планету необитаемой.
– Человек? – спросил Кирк. – Впрочем, у нас нет на это времени. Давайте доберемся до того месторождения риталина.
Они опять двинулись было, и снова их заставил замереть какой-то звук – на этот раз равномерное жужжание у них за спиной. Обернувшись, они увидели, как из-за скалы выплывает объект, в котором безошибочно угадывался робот: металлический, сферической формы, размером с пляжный мяч, усеянный выпуклостями, о назначении которых можно было только гадать. Машина направилась к ним на высоте чуть ниже человеческого роста, зловеще мерцая.
Люди вытащили фазеры. На поверхности робота на мгновение мелькнул яркий свет, и куст рядом с Кирком объяло пламя.
Сначала Кирк, а потом и двое других выстрелили в ответ – вернее, попытались. Все три фазера бездействовали. Робот продолжал двигаться вперед.
– Не убивай, – послышался мужской голос.
Робот замер в воздухе. Из-за той же самой скалы вышел обладатель голоса – мускулистый мужчина лет сорока, чья манера держаться внушала ощущение безграничного достоинства, уверенности в себе и власти.
– Благодарю, – с облегчением сказал Кирк. – Я – капитан Джеймс Кирк звездолета…
– Я знаю, кто вы. Я слежу за вашим кораблем с момента, когда он вошел в эту систему.
– В таком случае, вы знаете, зачем мы здесь, мистер…
– Флинт. Покиньте мою планету.
– Вашу планету, сэр? – спросил Спок.
– Мое убежище – от неприятностей жизни на Земле… и от общества других людей.
– Мистер Флинт, у меня там, наверху, – больная команда. Вполне возможно, мы не успеем вовремя достичь другой планеты. Мы сожалеем о нашем невольном вторжении. Мы с удовольствием покинем ваш маленький частный мир так скоро, как только возможно, но, не дав нам риталина, вы приговорите к смерти четыреста тридцать человек!
– Вы нарушаете границу частного владения, капитан.
– Мы – в состоянии крайней необходимости. Мы заплатим вам за риталин… обменяем его… отработаем.
– У вас нет ничего такого, чего я мог бы захотеть, – сказал Флинт.
– Тем не менее, нам необходим этот риталин. Если понадобится, мы его возьмем.
– Если вы не уйдете по доброй воле, у меня есть чем заставить вас или убить на этом самом месте.
Кирк извлек передатчик и щелчком включил его.
– Кирк – "Дерзости". Мистер Скотт, нацельте фазеры на координаты моей группы.
– Есть, капитан. Фазеры нацелены.
– Если с нами что-то случится, смертей будет четыре, – заверил Кирк Флинта. – И в любом случае моя команда получит риталин.
– Это будет интересная проба сил. Ваша громадная мощь – против моей. Кто победит?
– Если вы не уверены, – сказал Спок, – полагаю, вы воздержитесь от такого в высшей степени бесполезного эксперимента.
– Нам нужно лишь несколько часов, – добавил Кирк.
– Вы когда-нибудь видели жертву ригеллианской лихорадки? – спросил Маккой. – Она убивает в один день. Ее течение имеет сходство с бубонной чумой.
Флинт, судя по его лицу, унесся мыслями куда-то далеко…
– Константинополь, лето, 1334 год. Она шествовала по улицам… шить саваны было некому. Она покинула город вместе с повозками и кораблями, чтобы убить пол-Европы. Крысы… шуршащие и визжащие в ночи, когда они тоже умирали…
– Вы изучаете историю, мистер Флинт? – поинтересовался Спок.
– Изучаю. – Он встряхнулся. – "Дерзость" – чумной корабль. Ладно, даю вам два часа. По истечении этого срока вы меня покинете.
– Со всей приличествующей благодарностью, – суховато ответил Кирк. – Мистер Спок, Кощей…
– Не нужно, – сказал Флинт, указывая на робота. – М-4 соберет риталин, который вам необходим. Тем временем позвольте мне предложить более удобное окружение.
***
"Более удобное" оказалось чересчур сдержанной характеристикой. Центральный зал подземного дома Флинта был столь же огромен, сколь и роскошен. Наиболее впечатляли произведения искусства – десятки картин в рамах, висевших на всех стенах, кроме одной, которая была полностью занята книгами. Там была скульптура, бюсты, гобелены, подсвеченные застекленные стенды с раскрытыми книгами и рукописями очевидной древности, и даже большой концертный рояль. Жилище было теплым, удобным, и явно принадлежало мужчине, вопреки всем этим богатствам – и музей, и дом одновременно.
– Наши корабельные сенсоры не обнаружили здесь вашего присутствия, мистер Флинт, – сказал Спок.
– Моя планета окружена экранами, создающими впечатление безжизненности. Это защита от любопытных – тех, что являются без приглашения.
– Такой дом, должно быть, трудно содержать.
– М-4 выполняет работу дворецкого, кухарки, садовника… и сторожа.
Маккой разглядывал содержимое подсвеченных стендов с нескрываемым благоговением:
– Первое издание Шекспира… Библия Гутенберга… литографии из цикла "Сотворение" Таранулюса с Центавра VIII… некоторые редчайшие в Галактике книги… на протяжении столетий!
– Располагайтесь поудобнее, – сказал Флинт. – Угощайтесь бренди, джентльмены. – Он невозмутимо вышел.
– Стоит ли ему доверять? – спросил Маккой.
– Поступать так было бы логично… сейчас.
– Мне понадобится два часа, – озабоченно сказал Маккой – чтобы сделать из риталина антитоксин.
– Если риталин не появится в течение часа, мы пойдем на разведку, – сказал Кирк. – Вопреки господину Флинту, если понадобится.
Спок тем временем осматривал картины.
– Это самое роскошное собрание произведений искусства из всех, которые я когда-либо видел, – сказал он. – И единственное в своем роде. Большинство работ принадлежит кисти трех художников: Леонардо да Винчи, шестнадцатый век, Реджинальду Поллоку, двадцатый, и – ни больше, ни меньше – Стену с Маркуса II.
