Создание Представителя для Планеты Восемь
Вы спрашиваете, какими нам виделись канопианские агенты во времена Великого Льда?
Как правило, к нам приезжал Джохор, хотя абсолютно все они прибывали без предварительного уведомления и как бы ненароком, оставаясь на короткий, либо продолжительный срок, и в течение этих приятных визитов — ибо мы всегда с нетерпением ожидали канопианцев — давали нам советы, показывали, как можно более эффективно использовать ресурсы нашей планеты, привозили с собой приборы, объясняли новые методики и показывали технические приемы. А затем исчезали, даже не сказав, когда мы вновь увидимся с представителями Канопуса.
Канопианские агенты не слишком отличались друг от друга. Я и остальные, кого направляли на другие Колонизированные Планеты для инструктажа или обучения, знали, что чиновников Канопианской Колониальной Службы всегда легко распознать по тому влиянию, которым все они обладают. Но это было отображением черт характера, а не следствием высокого положения в обществе. На всех других планетах канопианцы всегда выделялись из местных жителей, нам стоило лишь узнать, на что обращать внимание. И благодаря этому мы лучше поняли, что же они несут нашей Планете Восемь.
Все на Планете Восемь, что было спланировано, построено, создано — все, что не являлось природным, — отвечало их спецификациям. Присутствие нашего рода на планете было обусловлено ими — Канопусом. Они привезли нас сюда — вид, созданный ими из расы, обязанной своим происхождением нескольким планетам.
Поэтому говорить о подчинении было бы неверно: говорит ли кто-нибудь о подчинении, когда это является вопросом его происхождения и существования?
Или говорит ли кто о восстании…
Однажды восстание чуть не произошло.
Это случилось, когда Джохор сказал, что мы должны окружить наш маленький шар высокой и широкой стеной, и снабдил инструкциями, как создать строительные материалы, тогда нам неизвестные. Нам необходимо было перемешать в определенных пропорциях химикалии с нашим местным дробленым камнем. Воздвижение этой стены заняло бы всех нас, все наши силы и все наши ресурсы на длительное время.
Мы указали на это — как будто Канопус этого не знал! Это был наш протест — так мы называли это между собой. И это было пределом нашего «восстания». Насмешливое молчание Джохора говорило нам, что стену придется построить.
Зачем?
Мы это узнаем, был ответ.
Ко времени, когда стена была завершена, те, кто были младенцами в начале ее строительства, уже состарились — как это произошло со мной, — и дети их детей увидели торжественную церемонию, когда последняя блестящая черная плита была водворена на верхнюю часть сооружения, бывшего в пятьдесят раз выше нашего самого высокого и необычайно широкого здания.
Она была просто чудом, эта стена.
Черное нечто, окружавшее наш шар — не через его самую широкую часть, не посередине, — притягивало нас к себе, захватывало наши умы, наше воображение, поглощало нас. Постоянно можно было видеть, как кучки, группы и толпы местных жителей стояли на ее верхней части или на смотровых платформах, размещенных вдоль стены, специально для этой цели, или же на возвышенностях, превосходивших ее высотой, — возвышенностях, находившихся на расстоянии, ибо ничто поблизости не могло предоставить достаточного обзора. Мы были там и ранним утром, когда над стеной вспыхивало солнце, и днем, когда сверкающая чернота отражала свет и окрашивала небо, и ночью, когда искрящиеся скопления звезд Планеты Восемь словно бы сияли сквозь нее, как из глубины темных вод. У нашей планеты не было лун.
Эта стена стала нашим достижением, нашим прогрессом, нашим итогом и определением: в других отношениях мы уже больше не развивались, наше благосостояние не росло. Мы уже не предполагали, как это было в прошлом, что будем постоянно наращивать свои ресурсы: без конца совершенствовать, оттачивать и делать все более изобретательным наш образ жизни.
Стена. Огромная черная сияющая стена. Бесполезная стена.
Джохор и другие канопианцы говорили: подождите, в свое время вы увидите и поймете, вы должны верить нам.
Их посещения участились, и их инструкции не всегда были связаны со стеной; сущность же и цели того, что нам приходилось делать, постичь было нелегко.
Мы чувствовали, что перестали понимать. Раньше мы понимали — или верили, что понимаем, — что Канопус хотел для нас и от нас: мы участвовали, на их условиях, в длительном, медленном восхождении к цивилизации.
В этот период изменений, когда наши надежды относительно нас самих и наших детей умерились, наш мир оставался все таким же — приятным и очень красивым, с мягким климатом. Как и всегда, мы продолжали выращивать урожай и скот, обменивая излишки на то, что производили на соседних планетах. Наше население оставалось точно на том уровне, что требовал от нас Канопус. Наше богатство не росло, но мы и не были бедными. Мы не страдали от жестокостей и опасностей.
Мы были благодатной планетой, и климат у нас был замечательный. Другие планеты страдали от его крайностей — им были известны жара, от которой сходила кожа и иссушался организм, и холод, из-за которого огромные пространства оставались незаселенными. Положение Планеты Восемь относительно ее солнца было таково, что в узкой центральной зоне стояла жара, порой действительно причинявшая неудобства. По обеим сторонам от нее простирались умеренные пояса. Полюса, правда, были холодными регионами — но они были весьма малы. Ось планеты была вертикальной — или же наклон был таким незначительным, что не привносил никаких изменений. У нас не было времен года, как на других планетах.
В областях, где все мы жили, никогда не видели снега и льда.
Мы, бывало, говорили своим детям: «Если пойдете, насколько только сможете далеко, туда или туда, то попадете в места, которые находятся дальше от солнца, чем наше. Там вы найдете густую воду, не светлую и быструю, как у нас. От холода вода замедляется, и на ее поверхности во время течения образуются складки, а иногда и твердые пластины. Это лед».
Когда изредка бури приносили с неба куски льда, это было настоящим событием. Мы созывали своих детей и говорили им: «Смотрите, это лед! На полюсах нашего мира холодная медленная вода иногда создает это вещество, вы можете пройти полдня и так и не увидеть иной воды, кроме такой вот — белой, твердой и сверкающей».
А когда они становились постарше, мы объясняли: «На некоторых других планетах льда на поверхности столько, сколько на нашей лесов и плодородных полей».
И еще мы говорили им: «На нашей планете, в тех областях, что лежат за солнцем, с неба иногда падают маленькие белые хлопья, такие легкие и нежные, что их можно сдвинуть с места дыханием. Это снег: так вода, которая всегда содержится в воздухе, но для нас невидима, изменяется в тех далеких местах, когда замерзает от холода».
И дети, конечно же, восхищались и удивлялись, жалея, что не могут увидеть снег, студеные воды и лед, который иногда образует корки и даже пластины и обширные покровы.
А затем выпал снег.
По светло-голубому, залитому солнцем небу неслись плотные серые облака и осыпались на нас белым роем, а мы стояли повсюду и смотрели то вверх, то вниз и вытягивали руки, и легкие белые хлопья из сказок наших детей лежали на них какое-то мгновенье, а потом таяли, превращаясь в капли и лужицы.
Снегопад не продолжался долго, зато был обильным. Только что наш мир был, как обычно, зеленым и коричневым, расцвеченным сияющими и искрящимися потоками воды и неспешным ходом легких облаков. А уже в следующий миг он стал белым. Белым повсюду, и лишь стена вздымалась чернотой, с белым гребнем наверху.
Очень часто, вглядываясь в прошлое, мы говорим, что тогда не поняли ясно всей важности происходящего события. Но я могу сказать, что это падение белых хлопьев с нашего широкого и спокойного неба стало тем, что засело в нас, наших умах и нашем сознании. О да, мы все знали, мы все понимали. И, вопросительно заглядывая друг другу в лица, надеясь найти там подтверждение собственных чувств, мы находили его — будущее.
Эта картина стоит у меня перед глазами так же ясно, как и другие. Мы все выходили из своих жилищ, собирались повсюду в группы и небольшие толпы и вглядывались в нечто большее, чем то холодное и белое, что столь внезапно накрыло нас.
Мы были высокими гибкими людьми, изящно, но крепко сложенными, с коричневой кожей, черными глазами и длинными прямыми черными волосами. В одежде и обстановке наших домов мы предпочитали сочные и живые цвета — ведь именно это мы и видели, когда смотрели на наш мир: обширная голубизна неба, бесконечная зелень листвы, наша красно-коричневая земля, горы, сверкающие пиритами и кварцами, блеск вод и солнца.
