Вечером, едва развели костёр, Стивенс в очередной раз сказал, что они — кретины.
— Три кретина и идиотка, — уточнил Стивенс. — Прости, что помянул в мужском роде, — обернулся он к Доре.
— Ничего, тебе простительно, — Дора извлекла из рюкзака пакет с крупой, придирчиво его осмотрела и принялась отсыпать содержимое в котелок. — Кретинам, знаешь ли, принято прощать.
— Подвязывайте, — Большой Иван лениво поворошил носком сапога хворост в костре. — Знаешь, Билли, в натуре надоело твоё нытьё, — сказал он Стивенсу. — Остогребенело. Мы все здесь знали, на что идём, так? Что будет хреново, знали? Знали. Что можем обломаться и ничего не найти? Тоже знали. И что, если найдём, всё равно можем обломаться, знали. А заодно, что можем здесь и загнуться. Тебя никто не подписывал лететь с нами, так? Ты сам решил.
— Ну, решил, — выпятил подбородок Стивенс. — Я, видимо, сошёл с ума, когда на это согласился. Мы все спятили, когда согласились. Знаете что, давайте возвращаться к кораблю. Унесём отсюда ноги, пока они у нас ещё есть.
Насчёт ног Стивенс нисколько не преувеличивал. Та тварь, которая, вынырнув из-под болотной коряги, лязгнула зубастой пастью в пяти дюймах от его первичных половых признаков, вполне могла ампутировать эти признаки вместе с ногами.
— Тебя никто не держит, сынок, возвращайся, — Старый Рокко прикурил от угольев костра, сплюнул и одарил Стивенса циничной полубандитской ухмылкой. — Всего каких-то пару недель идти. Только прежде, чем идти, оставь нам свою жратву, тебе ведь она не понадобится. Можешь взять однодневный запас, сынок, больше ты всё равно не протянешь.
Экспедицию на Тхукан организовал Рокко. Он же подобрал экипаж, первым членом которого стал Иван — с ним Рокко отбывал десятилетний срок в камере исправительного заведения для особо опасных на Нью-Венере. Поговаривали, что у русского вырезали всю семью в одной из бандитских разборок. Ещё говорили, что у него полдюжины покойников за душой, но доказать в суде не смогли, и отбывал он лишь за нанесение тяжких телесных повреждений в поножовщине. Для команды, впрочем, Большой Иван был незаменим. Рослый, жилистый и крепкий в кости русский отличался, ко всему, удивительной выносливостью, хладнокровием и бесстрашием. Это он в одиночку пёр на себе большую часть пожитков, это он, распластавшись в прыжке, перерубил ребром ладони хребет полутораметровой гадине, сиганувшей из кустов на Дору. И это он, наконец, безропотно таскал чудовищными охапками хворост для костров, ставил на ночь палатку, да и на часах возле неё большую часть ночи стоял он.
Деньги на экспедицию дал Стивенс, и уговаривать его принять в ней участие действительно не пришлось. Почему — оставалось для остальных загадкой.
Дору Старому Рокко рекомендовали. Рекомендовал Хрипатый Гаррис, который побывал на Тхукане до них и которому Рокко доверял безоговорочно.
— Бери бабу, дружище, — хрипел Гаррис, — не пожалеешь. Пойди ещё найди толкового пилота среди наших, а баба хорошая, нормальная баба, клянусь кровью Христа. Ну, повоевала немного в десанте, ошибки молодости, что ж.
Дора действительно успела повоевать и даже нацепить пару медалей на грудь. Закончилось это в одночасье, и закончилось скверно. Лейтенантик из молодых, только что вылупившийся из курсантского гнезда, никак не мог поверить, что своя в доску грудастая и острая на язык девка ни в какую не желает с ним спать. В ход пошли руки, а в ответ — штатный револьвер, из которого Дора прострелила лейтенантику лёгкое. Дело замять не удалось, её выставили из десанта, забыв даже выплатить жалованье за последние два месяца службы. После этого Дору помотало по мирам, звёздным системам и скоплениям. Она нанималась пилотом на сторожевые катера, на пассажирские межпланетники, почтовики и грузовые транспорты, в промежутках между рейсами неудачно вышла замуж и развелась, оставшись с годовалой дочкой на руках. Сейчас Кончите было семь, у неё были большие доверчивые голубые глаза, светлые кудряшки по щекам и неизлечимый врождённый порок сердца. Врачи прочили ей прожить до двенадцати, ну, до тринадцати, если повезёт, и за надежду продлить этот срок Дора готова была наняться пилотом хоть к самому чёрту. Старый Рокко, который, хотя чёртом и не был, но его ближайшим родственником мог быть вполне, Доре надежду дал.
— Красная грязь, — говорил Рокко, и его хищная полубандитская ухмылка казалась Доре чудной и светлой улыбкой. — Красная грязь — так называл это место Хрипатый Гаррис, а до него и другие, которые там побывали. Она даёт удачу, дарит её тем, кто дошёл, понятно? На всю оставшуюся жизнь дарит. Во всём. Любые дела, деньги, девочки, прости, дочка, это не по твоей части, но всё равно. Я тоже поначалу думал — бред, я тёртый карась, меня детскими байками не купишь. Но потом… потом я поверил. Поглядите на Гарриса — у него гроша за душой не было, а теперь катается как оливка в банке. С ним там были ещё двое ребят, один сорвал джек-пот в казино на Фортуне — с первой попытки сорвал. А другой, его у нас звали Верблюдом, он был горбун, представь: здоровила, бычья силища, и горб за спиной, с рождения. Так что ты думаешь? На, взгляни, вот он, Верблюд, — и Рокко протягивал фотографию обнажённого по пояс приземистого, почти квадратного здоровяка. Статью и лицом тот напоминал скорее не верблюда, а гориллу. — Что скажешь, дочка? Не красавец, конечно, но горба у него больше нет, вышел весь, сдулся. Что? Не веришь?
И Дора верила. Заставляла себя верить вопреки всему.
Утром Иван расстелил на земле карту, остальные трое расселись вокруг. Карта была самодельная, с жирной пунктирной линией во всю длину, нанесённой грубо, от руки на снятый из космоса ландшафт. Вдоль линии стояли пометки, а внизу карты, под обрезом — сноски.
— Похоже, мы здесь, — ткнул пальцем в одну из пометок Старый Рокко и, близоруко щурясь на солнце, зачитал сноску: «Крысиная дыра».
— Романтично-то как, — сказала Дора.
Стивенс хмыкнул.
— Гнилая болячка, Сучье дерьмо, — принялся зачитывать он легенду карты. — Дерьмо — это, надо понимать, где мы были вчера.
— Сегодня тоже будет дерьмо, — сказал Иван. — И завтра. Пока не дойдём. Эта планета — она вся дерьмо. А что ты хотел, Билли? Не бывает такого, чтобы оторвать куш, не измаравшись в дерьме. Потому что…
— Достаточно, — резко сказал Старый Рокко, и Иван замолчал на полуслове. — Собираемся. Нам сегодня предстоит порядочно отмахать. Вот хотя бы досюда, — Рокко вгляделся в карту. — До Вонючей задницы.
Стивенс, кряхтя, поднялся. Его холёное породистое лицо осунулось, щёгольские усики стрелкой обвисли, ухоженная кожа щёк покрылась недельной щетиной, а рук — мозолями и ссадинами. Он проклинал себя за то, что пустился в эту авантюру. Денег ему хватало с избытком, удовольствий — тоже. Отцовское наследство, вложенное в бумаги и недвижимость, приносило неплохие дивиденды, и, хотя Стивенс тратил немало, наследства могло ещё надолго хватить. Он отдавал себе отчёт, что ввязался в смертельно опасную историю из зависти. Его однокашники и сокурсники по колледжу владели корпорациями и космическими яхтами, крутили романы с Мисс Галактиками и небрежно просаживали в казино миллионы. Стивенс довольствовался скудными доходами с уменьшающегося состояния, девочками второго сорта и не мог себе позволить не то, что яхты, а даже примитивного межпланетного челнока. В экспедицию Рокко он вложил изрядную долю того, что у него было. И сейчас осознавал, что вдобавок к потере вложений вполне может расстаться и с самой жизнью.
