Вай-Фай - Лития Тахини

Сидя на деревянном табурете с напряженно-прямой спиной и поймав ритм сбивчиво моргающих стен, Сепия в такт бледному мерцанию зрачков, бросала о стену горохом, в надежде, что тот к утру прорастет, попав во влажную среду глиняных глазниц.

Но метнув взгляд на засохшие сенполии и стрептокарпусы, свисающие нищенскими лохмотьями с противоположной стены — её надежда умерла, как гороховое эхо.

Причина худородности стен была ей известна — как-то, по неосторожности, она назвала комнату — тепличкой, после чего, будучи чувствительной к фамильярности, комната оскорбилась и высосала все соки из ни в чем не повинных растений. Но этого ей показалось мало и она полностью поглотила свет и влагу, иссушив тем самым стены, до состояния обожженной глины.

После этого, в комнате месяц стояла кромешная темень.

Сепию посещали дерзкие мысли — включить в ней яркую лампу, зажечь керосинку и возможно даже разжечь костер, но этим можно было только окончательно вывести комнату из себя, после чего, придется вызывать Комнатного Мастера, который не вникая в проблему — поменяет настройки в системе, сделав ее более сговорчивой, и тогда, прежнюю комнату Сепия потеряет навсегда.

А ведь вся её прелесть, как раз и состояла в капризности и привередливости, к тому же, она вела себя так не по придури — это был побочный эффект от её основной миссии — генерировать тонкие волновые частоты с минимальными помехами, благодаря которым можно было смотреть интересные передачи и черпать информацию из Хроник Акаши, просто закрыв глаза и настроившись на интересующую тему.

Но комната со стенами, были лишь частью целого, хоть и очень важной его частью — они служили источниками питания и подходящей средой обитания для растений, которые и выступали тонкими ментальными проводниками, и чем ухоженнее была флора, тем устойчивее была связь.

Такие комнаты существовали почти во всех домах в городке. Если в семье было несколько человек, то её делили на части и настраивали под личные запросы, но тогда перечень доступных каналов для отдельно взятого человека, был, разумеется, урезан.

Иметь отдельную комнату под свои предпочтения, считалось большой роскошью, доступной не каждому. Но этим никто особо не заморачивался, все были рады тому, что есть, оставляя настройки базовыми — не выкручивая и не выжимая из них сверхчувствительность, потому как в обслуживании, такие комнаты были дешевле — они не ломались и не барахлили.

А если кто-то из горожан и замахивался на что-то большее, то читая инструкцию по эксплуатации — непременно натыкался на маленькую хитрость производителей — всё самое важное, те прятали в сносках да примечаниях, которые печатались самым мелким шрифтом и это напрочь отбивало охоту разбираться в деталях.

Катая ногой валявшийся на полу горох, Сепия с грустью думала о том, что если заново перепрограммировать комнату, то даже на старых настройках, это будет уже не прежняя и уютная комнатушка — не та, с которой она долгие годы, с азов оттачивала и шлифовала свою пропускную способность к восприятию чудес в прозе жизни.

Потому, глядя стенам прямо в глаза, она поблагодарила их за то, что те хотя бы посмотрели на неё и пожелав комнате сладких снов, решила оставить её в покое — сроком на три года — которые, если верить инструкции, автоматически изменят её гнев на милость.

Сполна отхлебнув от информационной изоляции, Сепия обратилась к пожилой соседке Кручиновне за советом — ведь были же раньше другие — народные способы настраиваться на ментальные поля.

Бабка и вправду помнила былину, о так званых Проводниках — нужно было пойти к дальнему гранитному карьеру, вырыть в бесплодном, песчаном грунте ямку и засыпав её черноземом, попросить духа карьера послать ей на встречу — кость от кости, кровь от крови, плоть от плоти Заблудшей Души.

Подобные существа, были наполовину мертвы и потому довольно сносно резонировали с высокочастотными тонкими энергиями, выступая неплохими антеннами.

Но главным условием было даже не отыскать Проводника — прежде, чем забрать его к себе, нужно было суметь уговорить его рассказать свою историю, а после, принеся в жертву свое смирение, не осудить его.

Поверив Кручиновне на слово, пойдя к карьеру и совершив этот нехитрый ритуал, Сепия оглядываясь по сторонам в поисках существа, проходила вдоль реки до вечера. Никого не встретив, она уселась на бревно и растирая ужаленные крапивой ноги, уже подумывала возвращаться домой, когда её внимание привлек шелестящий звук.

Повернув голову в сторону шороха, ей привиделись — то ли трясущиеся в лихорадке перепачканные болотом, скомканные бинты, то ли порванный ветром целлофановый пакет, зацепившийся за ствол плакучей ивы. Но подкравшись поближе и присмотревшись повнимательней, она увидела странное на вид растение с человеческим лицом, запутавшееся в собственных длинных корнях.

Худоба, мертвенно-бледное лицо и пустые глазницы — весь его вид говорил языком предсмертия. Но рецепторы самосохранения, оказались в полном порядке — заметив движение и пытаясь выглядеть максимально отпугивающим и ядовитым — куст хищно зашипел, отчаянно махая колючими руками-листьями, не понимая, что выглядит потрепанно-засохшим и уязвимым.

Успокоив Проводника легким касанием ладони к его лбу, не теряя времени — Сепия попросила рассказать его историю, и судя по его виду, та была с довлеющей примесью злосчастья…

–

Когда-то, Существо было одним из внебрачных лилианов — восемьдесят первым сыном Лилит, от очередного забулдыги демона. Мать особо не церемонилась с сыном, и как только тот достиг семилетнего возраста, с бессердечной легкостью отдала его в подмастерье к Ланиусу, палачу, обитавшему вблизи замерзшей реки Коцит, что простиралась через пятнадцатый круг Ада.

Юный Лилиан, не был особо одарен для такого филигранного мастерства, как казни, но из-за отсутствия брезгливости, прекрасно справлялся с черновой работой. Шли годы, мальчик подрастал и множились его желания — перемывание кишок, да костей с черепами, бесконечному потоку грешников — ему изрядно надоели.

И улучив момент, когда мастер отправился на своё неправое убийственное дело — сбежал. Ведь в последнем разговоре, Ланиус обозвал его криворуким паяцем и дал предельно ясно понять, что Лилиану в этой жизни не быть его приемником, не стать избранным, переняв это кровавое ремесло — ведь он даже не годен довести до самоубийства, влюбленных в него, праздно шатающихся грешниц, что уж тут говорить о тонкостях пыток и убийствах.

Лилиан мчался по замерзшей реке на юг, ближе к Лете, адской реке забвения, а вслед за ним, струились лукавые шепоты Сирен, живущих подо льдом,