Ариэль казалась испуганной.
Каким бесчувственным и слепым монстром, должно быть, кажусь я ей…
— Мы уже никогда не будем детьми, — продолжал Мартин, — Но надо жить, Ариэль. И не надо мне угрожать. Мы не хотим никого терять.
— Но почему момы сами не остановят тех, кто сотворил все это? — с надрывом произнесла Ариэль.
Мартин пожал плечами:
— Они не хотят превращать нас в скотину, или в зверей из клеток зоопарка. Может быть, поэтому, я не знаю… Они предоставляют нам столько свободы, сколько могут. Даже в свободе умереть не отказывают.
— Все это очень грустно, — прошептала Ариэль, глядя куда-то мимо Мартина. — Ну, ладно, все, пока!
Мартин с трудом проглотил слюну:
— Я…
— Пожалуйста, уйди.
Мартин резко вскочил, оттолкнулся от стены, затем от трубопровода, снова от стены, потом, переведя дыхание, он вызвал лестничное поле и направился ко второму дому-шару, где жил Вильям.
— Почему тебя не было на собрании? — Мартин старался говорить спокойно. Вильям Оперение Стрелы повернулся к нему и вылез из гамака.
— Я не хотел усугублять напряжённость.
— Вообще-то, ты, как и любой другой, обязан присутствовать на собрании, когда обсуждается Работа. К тому же, ты не голосовал.
Вильям улыбнулся и пожал плечами.
— Думаю, никто не пострадал от этого. Я получил информацию и могу сделать собственные выводы, — его привычной экспрессивности пока почти не ощущалось. — А ты, Мартин, свои сделал?
— Мы собираемся исследовать…
— Я не об этом, — прервал его Вильям. — То, что вы там решили, было заранее предопределено. Я говорю о другом. Ты решил, кто ты есть? Что же ты, в конце концов, хочешь?
— Не понимаю, о чём ты, — Мартин и вправду был озадачен.
— Это важно для тебя. Это важно для Терезы.
— Я думал, у тебя нет возражений.
— Да, я сказал, что не возражаю. Но потом мы с тобой снова занимались сексом — это было в первый раз после того, как ты переспал с Терезой. И я увидел, что почти ничего не изменилось.
Мартин сидел в противоположном углу комнаты с таким угрюмым видом, будто его заставляли принимать горькие лекарства.
— Всё равно, я не понял, чего ты хочешь от меня.
— Это потому, что твои мысли не со мной.
— Ты мне всегда нравился.
— Мартин, сколько у тебя было любовников?
Мартин посмотрел в сторону:
— Я не гомосексуалист, — сказал он.
— Ну конечно же. Ты не робкий мальчик, Мартин, ты просто немножко испугался… обидеть кого-нибудь… да ещё своих собственных страданий.
— О как ты мудр… — начал было Мартин.
— Слушай, замнём это, — раздражённо прервал его Вильям. — Ты изображаешь меня, как какого-то проповедника, нечто вроде святого Франциска. Я вовсе не такой. Я — обычный гомосексуалист. Как и большинство из нас. Вот ты… и Тереза… Вы — нет, вы — другие.
— О, и она имела, и её имели.
— Наверное… Но это ни о чём не говорит. Это не важно.
— У неё было любовников больше, чем у меня.
— Меня не интересует, сколько любовников было у Терезы. Меня интересует, сколько их было у тебя, — никогда раньше Вильям не спрашивал его об этом. Такие вещи редко становились предметом их обсуждения. В группе людей, столь тесно общающихся, все и так становилось общим достоянием.
— Это не важно.
— Некоторые говорят, что ты не слишком хорош, чтобы быть Пэном. У тебя мало связей, а для того, чтобы понять человека, нужно непременно переспать с ним. То есть, следи за логикой — тебе, как Пэну, следует переспать со всеми нами.
Мартин нахмурился:
— Никто до сих пор не говорил мне об этом.
— Они и не скажут, потому что они сплетники и трусы — все, без исключения, на корабле.
— Разве я чем-то отличаюсь от них?
— Ты постоянно стараешься не делать ошибок.
— О, боже, Вильям, о чём ты говоришь?
Вильям вытянул жилистые, отливающие бронзой, руки и ноги. Мартин отметил игру мускулов, пульсацию кожи на сильных руках, красоту и блеск бедра, но не почувствовал никакого физического влечения — он ощутил только гордость и восхищение гибкостью и силой друга.
— Я уже давно гомосексуал, — продолжал тем временем Вильям. — На корабле нас таких не так уж и много — всего восемь юношей и семь девушек. А ты со своей бисексуальностью можешь трахать кого угодно — народу предостаточно. Но я кое-что знаю о тебе, Мартин. На самом деле, ты гораздо более страстный, чем я. Я пробовал спать с девушками. Мне понравилось, но не более того. Поэтому теперь я сплю только с юношами. У меня их было двенадцать, а у тебя, я догадываюсь, пять или шесть. Так чего же ты боишься?
Мартин резко оттолкнулся от угла каюты.
— Я знаю, тебе противна идея подобного разделения, — Вильяма не остановил гневный порыв друга. — Ты не любишь принимать людей такими, какие они есть на самом деле. Но почему, Мартин?
Лицо Мартина выдавало его напряжённое состояние.
— Ты сегодня что-то не в духе, — заметил он мрачно, ставя на своё место одну из стен, которая после его толчка отъехала куда-то за спину Вильяму.
Вильям рассмеялся:
— Я?
— Ты раньше никогда не был таким жестоким, — Мартин остановился в дверях.
Лицо Вильяма исказилось:
— Я не жестокий, — сказал он печально. — Я просто знаю, что будет дальше. И меня раздражает, что ты не хочешь этого знать. И все потому, что это касается тебя… и Терезы. Но всё равно, ты — лучший из нас, — голос Вильяма потеплел. Так было всегда, когда он хвалил Мартина. — По крайней мере, так думаю я. Не зря тебя выбрали Пэном.
— Ты будешь следующим, — сказал Мартин, избегая взгляда Вильяма.
— Нет, не буду, — тихо возразил тот. — Возможно, следующим будет Ганс… Он хочет этого. Не буду скрывать, я представлял себя Пэном. Единственное, что могу сказать по этому поводу: уверен, при моём правлении многие юноши разнообразили бы свои сексуальные вкусы… — Он усмехнулся. — Нет, я никогда не стану старшим. Я солдат, а не генерал. Генерал — это ты, хотя и не веришь в это.
Мартин покачал головой:
— Я никогда не рвался к власти.
— Но, тем не менее, ты и не отверг предложение стать Пэном. Ты знаешь, что делает мудрый генерал? Вопреки умничающим сплетникам, он не трахается подряд со всем войском. Он наблюдает за всеми издалека, пытаясь понять, как можно использовать каждого, как сохранить безопасность, кем нужно пожертвовать, чтобы уберечь остальных, как выполнить миссию, порученную им. Ты согласен со мной?
В душе Мартин не был согласен с Вильямом, но ведь он всегда избегал прислушиваться к своему внутреннему голосу.
— Так ты согласен? — повторил вопрос Вильям.
— Один за всех и все за одного, — провозгласил Мартин, понимая, что это, конечно же, не ответ.
