– Негоже грязнорукому за стол садицце. Иди-ка к рукомойнику.
«С чужими традициями лучше не спорить», – решил Семён, хотя живот уже крутило так, что не было мочи.
К вечеру облака рассеялись. Семён вышел во двор и снова поразился строению этого мира. Вместо яркой, отчётливо различимой звезды, на небе светилось гигантское пятно с размытыми, завихряющимися краями, постепенно гаснувшее на востоке.
– А где ваше светило? – удивленно спросил Семён вышедшего вслед за ним на крыльцо Егория.
– Чудной ты. Как где-ка, если вон ёно, шолнцё-то наше! – ответил помор и посмотрел, прищурясь, на пятно. – У вас тама-ка, небось, всё по-иному?
– Да, у нас солнце имеет вид маленького диска, а тут…
Этот мир был гораздо сложнее, чем мог подумать Семён. Землянину ещё предстояло открыть все его тайны.
Когда стемнело, Егорий принёс откуда-то чистую льняную одежду и отвёл гостя в маленькую отдельную комнатушку. Спал Семён на двух составленных вместе лавках, на пуховой перине. Убранство комнаты для гостей казалось бедным – маленький столик, сундук в углу, полочка с маленькими резными иконами. Семён заметил, что вместо традиционного в трехчастной иконе Николая Угодника изображён некто с диагональным крестом – видимо, апостол Андрей. Похоже, здесь он был самым почитаемым святым.
С потолка свисала лампа накаливания в простеньком торшере, было заметно, что электропроводку подвели относительно недавно. За окном было намного тише, чем у шумного автовокзала в Екатеринбурге, воздух и в городе оставался свежайшим, и землянин мгновенно заснул.
* * *
Проснулся он утром оттого, что кто-то щекотал по носу гусиным пером. Землянин открыл глаза, чихнул, и увидел убегающего озорного мальчишку – сынишку пилота, Егория.
– Ах ты, хулиган маленький! – сказал Семён, вскочил с постели и хотел, было, погнаться за проказником, но внезапно увидел в окно странную процессию и остановился.
По узкой улочке, на которую выходило окно, шли люди – и старики, и дети, шли медленно, в одну сторону. Женщины, одетые в черные платки, что-то надрывно пели, а в середине процессии трое мужиков несли на длинных жердях выдолбленную половинку соснового ствола. Семён спросонья не сразу сообразил, что этот ствол – гроб, а процессия – не что иное, как обряд погребения.
– Дядьку Василя хоронють, – сказал мальчишка, незаметно подошедший к окну. – Мне остатьси веляно, от мертвеца дом сторожиць, а я хотел поглядець, как через речку переносить будут.
– А… зачем через речку?
– Обвыцьё такоё, – просто ответил мальчик. – Надо так.
Процессия прошла мимо дома и скрылась за поворотом улицы. Землянин спросил:
– А дядька твой родной?
– Не-а, пошто родной. Так, сосед наш.
– Тебя как звать? – спросил Семён.
– Филиппкой. Дядя Семён, родители-то до погосту ушли, велели мне вас накормиць. Походите на кухню-то.
Ребёнку было от силы лет шесть – семь, а выглядел он на удивление серьёзным и хозяйственным. Прогнал из кухни кота, которого, как оказалось, зовут заморским именем Эдьмунд, и достал из печи ухватом горшочек с тарелкой. На завтрак хозяева оставили кашу и пару ржаных плюшек – не сильно питательно, но всё же. Семён вымыл руки перед рукомойником – пора привыкать к местным традициям – неумело перекрестился на иконы в углу, изображая благодарственную молитву, и принялся за трапезу. Филиппка сидел рядом и внимательно наблюдал за землянином, сначала это немного раздражало, но в конце Семён привык, набрался смелости и спросил:
– Филипп, а нет чего-нибудь мясного? Просто я привык утром есть… питательную пищу.
Мальчик весело засмеялся и проговорил:
– Чудной вы, дядька Семён, кака-ж мясна-то пища, когда у нас сёдне пятница – день постный?
– Я… просто не знал, что пятница, – нашёл отговорку Семён и нахмурился. Перспектива соблюдать пост не сильно вдохновляла, но, похоже, другого выхода не было. – Со счёту дней сбился.
– Быват, – откликнулся сын пилота.
Неожиданно Семён вспомнил о вопросе, который собирался задать ещё вчера, но как-то забыл.
– А какое сегодня число?
– А, почитай, уже восемьнацато июню, Петров пост идёт.
– Какой год?
Мальчишка рассмеялся и спросил:
– Да откудова свалилси такой чудной? Четыреста третёй уж, почитай, от сотвореня миру.
За прошедший день Семён научился не удивляться подобным новостям, вот и сейчас эту информацию он просто принял к сведению.
* * *
Хозяева пришли через час. Семёна одели в старый, но неплохо сохранившийся сюртук, некогда принадлежавший дяде Егория, и они пошли с пилотом к городскому наместнику, чьи каменные двухэтажные апартаменты виднелись на холме. Егорий всю дорогу молчал – вероятно, привычная болтливость пропала после похорон соседа.
Вход в здание не охранялся – видимо, наместник был готов принять любого из пятнадцати тысяч жителей Троеугорска. Сергий Михайлович оказался ростом примерно с Семёна – чуть больше метра семидесяти. В отличие от большинства замеченных на улице горожан, бороды и усов он не носил, лицо было гладко выбрито, волосы коротко подстрижены. Если бы землянин встретил наместника на улице Екатеринбурга, то ни за что бы не выделил его из толпы. Единственное, что немного отличало Сергия Михайловича от россиян двадцать первого века – это строгий темный сюртук странного покроя с тонкой меховой оторочкой на воротнике. На столе у городского начальника лежал деревянный аппарат непонятного назначения с красивой резьбой, вдоль стены стояли два старинных высоких шкафа с множеством книг. Над столом висел портрет какой-то пары, судя по одежде – высокого ранга.
– Садись, Семён, – городничий пожал руку землянину и указал на стул. – И ты, Егорий Иванович, садись, коль пришёл. Мне про случай ваш уже рассказал Олег Трифонович. Признаюсь, я представлял тебя, Семён, совсем другим. С Земли ты, иль с Чужеземья Северного – для меня без разницы. Одно я знаю, что таковые, как ты, люди в Поморье появлялись и век, и два назад. Один из них, по слухам, жив до сих пор.
«Это интересно, – подумал Семён. – Если есть землянин, значит, мы с Игорем не одни в этом мире». Наместник замолчал, видимо, задумался.
– Сергий Михайлович, разрешите спросить? – решился Семён. – Вы говорите практически на том же языке, на котором говорят и у нас…
– Не стоит на «вы», Семён, – покачал головой городничий. – Ты уж не ребёнок, чтобы мне «выкать». И как, прости, тебя по отчеству, иль не носите у себя отчества?
– Вячеславович. Семён Вячеславович Григорьев. Откуда ты знаешь язык?
– Так вот, Семён Вячеславович. Я учился в Новуградской академии, что находится на границе Серафимья и Крестолесья, в устье Мокшени. Там нас учили старой речи, что называлась российским языком. Как сказал мне Олег Трифонович, ты говоришь на ней?
