Петр Воробьев - Набла квадрат

Разбуженные птицы снова уснули, покрепче вцепившись в ветки, к кучам слоновьего помета спешили разные твари-навозники, а панцирный слон уже миновал останец, спеша на могущую оказаться обоюдно небезынтересной встречу со слоницей.

Затих треск в чащобе, почва уже не вздрагивала от топота, но озеро и окружавшие его заросли были полны других источников шумов. Всплескивали хвостами по воде рыбы и рептилии, кричали и хлюпали тиной в тростнике гады, попискивали в воздухе вампиры, а с холма на южном берегу озера доносились сильно приглушенные звуки двух гитар.

Огонь в сужающихся кверху трапециевидных окнах замка слабо брезжил сквозь закрытые жалюзи и со дня постройки не мытые цветные стекла в частых переплетах.

Вдруг над приземистой предмостной башней возник столб света. Музыка стала отчетливей, и в воздух взмыли четыре ярко освещенные снизу фигуры с ракетными ранцами.

С мерзким скрежетом рухнули и рассыпались по склону холма грудой обломков ворота, и из клубов пыли вывернул тупоносый открытый катер. На треугольной бронеплите перед мутным от времени ветрозащитным стеклом стоял, упершись ногами в причальные крюки, некто в узких портах на двойном росомашьем меху и в коротких кольчужных налокотниках. Его длинные белые волосы развевались в потоках сгустившегося за ночь воздуха, и почти так же свободно и прихотливо двигались жилистые руки, извлекавшие безумное соло из помятой гитары с колками на крокодильих зубах. Недобрым красным светом вспыхнул третий глаз во лбу бас-гитариста, он поднялся с заднего сиденья во весь своы исполинский рост и поставил на плечо водителя ногу в грубом башмаке с рифленой подошвой.

Присоединившись к пульсировавшему на грани истерии соло, его противоестественные аккорды придали мелодии зловещую разухабистость. Из призрачно светившейся пасти ворот выполз второй катер, кроша траками гусениц трухлявые бревна. Харкнули ракетные ускорители, сварной корпус катера ненадолго завис в воздухе, потом перегруженная машина тяжело поползла вверх. Ударник, в мозаичных фоторецепторах которого отражались с трудом помещавшиеся в коробе отсека полезной нагрузки конечности, лупил по обтянутым несвежего вида шкурами барабанам.

Беловолосый поднял голову. В его желтых глазах, как в катофотах, преломлялись лучи прожекторов.

Его пронзительный голос перекрыл рев гитар и грохот барабанов и, слившись с визгом двигателей ракетных ранцев, невиданным упырем взмыл к небесам и рухнул на лес, тотчас наполнившийся топотом ног, хлопаньем крыльев и криками разбуженного во второй раз за недолгий срок зверья. Валились с деревьев твари, затаившиеся в листве, ползли вверх, цепляясь когтями за кору, обитатели нор и берлог, а ударная волна жуткого клича уже металась по самым глухим лесным закоулкам:

На максимуме облома безумный танец двух пар закончился крутым пике и падением в озеро. Катера умчались во тьму, шум стих.

Пыхтя и отдуваясь, через переплетение стволов и ветвей проломился к воде панцирный слон и угодил передними ногами на полосу крупного рыхлого песка. Песок еще не уплотнился под тяжестью могучей туши, а слон уже окунул хобот в прохладную воду. Всплеск, гнусавый рев, шуршание песка — и после непродолжительной борьбы слон исчез в озере. Наутро в замке подали к третьему завтраку слоновью печенку.

На часах самое начало второго — и часа еще нет. Время медленно идет, если рыба… Клев как щекотка у покойника. Подальше, что ли, бросить… О, планета попалась.

Блесна застряла. Горм подергал удилище, попробовал покрутить ручку, но затрещала фрикционная муфта катушки и динамометр показал предельное усилие на леске. Сунув спиннинг роботу, Горм, порывшись в подсумках, достал очки и затыльник, прищелкнул их к рогатому обручу и соединил с маской респиратора.

Когда перед глазами зажглась строчка об успешном окончании проверки герметичности, Горм встал с раскладной табуреточки, потянулся, прошлепал по отмели, нырнул и, держась левой рукой за леску, поплыл в глубину, работая ногами.

— Под мышками потри, — вступил дотоле молчавший Фенрир.

— Серый дурак, — Горм схватил правой рукой какую-то пупырчатую гадость с плавниками. Гадость протекла сквозь пальцы и скрылась, оставив пару-тройку сгустков слизи.

— Бери левее, леску порвешь.

— Дурак серый, — Горм круто взял влево и застыл раскорякой в трех локтях над дном. Перед ним стояло колесо. Опускаясь к его подножию, Горм задрал голову, но верхнего края не увидел. Ступица была толщиной локтя в четыре с половиной, перекрученные спицы соединяли ее с двойным ободом. Между кольцами обода, разнесенными на два Гормовых роста, криво висели лопатообразные грунтозацепы. В задумчивости Горм сделал несколько шагов по дну на четвереньках, потом, спохватившись, подвсплыл и отцепил блесну от ржавой решетки, возвышавшейся по левую ногу от колеса. Робот на берегу, почувствовав слабину, завертел катушку.

Блесна удалилась, вальяжно виляя хвостиком. Впереди за грудой дико извитых труб, змеившихся по поверхности огромного цилиндра, вросшего в дно, торчали вверх два чудовищных рычага, за ними угадывалось еще одно колесо.

— Как картиночка? — спросил Горм.

— Хм, очень мило, но у нас на берегу новости поинтереснее.

— Пустое! Вот задняя ось!

— То есть это если принять, что первая, на которую ты наткнулся была передняя, что не факт.

— Конечно, если он греб почву выпуклыми сторонами грунтозацепов. Но троллиное отродье навряд ли могло случиться среди его проектировщиков, так что смирись в очередной раз с моей правотой. Но где этот рыдван ездил и зачем попал в озеро — хоть топор о голову точи, не пойму.