— И куда вы теперь нас ведете? — добавила она, ткнув в него дрожащим пальцем. — Лейтмотивом вашей речи была идея о центаврианском народе «стоящем в гордом одиночестве»? Что это за… чванливая глупость? Мы были пострадавшей стороной! А вместо этого вынуждены платить непосильные для нашей экономики репарации! Мы будем зализывать наши раны во мраке и молча дуться на всех? Да мы должны требовать от Альянса любой возможной помощи!
— А как же центаврианская гордость? — спокойно спросил Лондо. — Как насчет этого, кхм-м?
— Да гори она синим пламенем, эта гордость! — вспыхнула девушка. — А центаврианская кровь? А горы тел центавриан? Я видела плачущих младенцев, которые пытались сосать грудь своих мертвых матерей. А вы? Я видела искалеченных, невидящих и лишившихся всякой надежды людей. А вы? Вы заявили, что пройдете в храм один, потому что это, якобы, будет что-то символизировать.
Дерьмо! Вы хотели остаться в одиночестве лишь потому, что не желали смотреть в их укоряющие глаза и чувствовать вину в день своей коронации. Вам не хотелось, чтобы личный триумф был омрачен видом тех, кто пострадал из-за вашей глупости.
Вам не хотелось видеть тел, которыми вы устлали путь к трону.
— Молчать! — взорвался Дурла. — Ваше Величество, честное слово, это уже слишком! Это оскорбительно, это…
— Чего ты кипятишься, Дурла? — спокойно спросил Лондо. — Просто вместо камней она теперь использует слова. Это занятное свойство слов. Они не могут повредить тебе до тех пор, пока ты не позволишь им уязвить себя… в отличие от камней, которые просто бьют.
Он замолчал на мгновение, а потом продолжил ровным голосом:
— Ты ошибаешься, дитя мое. Ты во многом ошибаешься…. но кое в чем ты права. В чем именно, я пока умолчу. Считай это императорской привилегией.
Знаешь, что ты очень отважная девушка?
На мгновение девушка смутилась, но потом снова подобралась.
— Я не отважная. Я просто слишком устала, слишком голодна и слишком зла, чтобы чего-либо бояться.
— Возможно, это не так далеко от истины. Возможно, отвага — это всего лишь апатия вкупе с иллюзией величия.
— Тогда это вы, Ваше Величество, находитесь в плену иллюзий — сказала она с легким поклоном, скорее ироничным, нежели почтительным. — У меня уже не осталось иллюзий.
— Ну, конечно. Тогда, возможно… нам стоит возродить их, — Лондо на мгновение задумчиво потер подбородок, а потом обратился к Дурле. — Видите этих людей, эту семью? Они должны быть накормлены, одеты и переселены в более пристойное жилище. Дайте им денег из моей казны, столько, сколько понадобится.
Ты, — он указал пальцем на девушку, — как тебя зовут? Мне следовало помнить твое имя по прошлым встречам, но, к сожалению, я забыл.
— Сенна, — сказала она. Она явно не доверяла ему и толком не понимала, что происходит. Это позабавило Лондо. Учитывая то, с какой убежденностью она говорила раньше, она явно считала Лондо бессердечным ублюдком, которому совершенно нет дела до судьбы собственного народа. Ему было приятно видеть теперь, как ее убежденность слегка поколебалась.
— Сенна, — повторил Лондо. — Сенна… ты можешь жить во дворце. Со мной.
— Ваше Величество! — закричал потрясенный Дурла.
Сенна выглядела не менее воинственно.
— Меня этим не купишь! Я не собираюсь становиться императорской наложницей!..
Это вызвало у Лондо горький смешок.
— Тебе повезло. Если бы даже мечтала об этом, уверяю, вряд ли тебе представится подобная возможность.
Она в изумлении воззрилась на него.
— Тогда что же вам от меня нужно?
— Твоя сила духа, Сенна, — сказал Лондо. — В тебе есть нечто символическое. Я думаю, что это не просто душа Примы Центавра, это нечто большее. Душа, которая была бы воплощением того, чем была Прима Центавра, и чем, возможно, она снова станет… Я полагаю, такой души так не хватает во дворце. Сейчас там появилось слишком много людей, стремящихся к только к собственным целям, и я не исключение. А ты, Сена, источаешь свет юности и искренности. И я хочу, чтобы этот свет засиял в моем дворце. Свет, который прогонит прочь тени.
— Ваше Величество… — на мгновение она была ошеломлена, но потом к ней вернулась ее прежняя гордая осанка. — Со всем уважением…
— Ты запустила в мою голову камнем, детка. Несколько поздно говорить об уважении.
— Ваше Величество… это все прекрасные слова. Но я все равно не хочу. Я не хочу быть вам обязанной.
— Этого от тебя не требуется. Если хочешь, можешь считать, что я делаю это в память о твоих родителях. Лорд Рифа был… моим союзником одно время. Я чувствую некоторую ответственность за его…
Смерть. За его смерть.
— …семью, — продолжил он. — За его семью, из которой, насколько я понял, уцелела ты одна?
Она кивнула, и он снова продолжил:
— Вот так.
— Что так?
— Сенна, — сказал Лондо, терпение которого стало потихоньку иссякать, — я предлагаю тебе дом, о котором ты могла бы только мечтать на своей улице. У тебя будут все блага, лучшие учителя, ты сможешь завершить свое образование, и от тебя ничего не потребуется. Таким образом…
— Ты можешь купить покой?
Лондо мгновение смотрел на нее, а потом повернулся к Дурле и сказал:
— Пойдем. Мы зря теряем время.
Дурла явно испытал облегчение от такого решения.
— Может, все-таки наказать ее, Ваше Величество? Она ведь напала на вас.
— Она потеряла своих родителей, Дурла. Она уже достаточно наказана.
— Но…
— Довольно, — его тон был достаточно красноречив. Дурла вплотную приблизился к запретной черте, но предпочел не нарываться на неприятности. Он просто поклонился в знак того, что признает свою ошибку и согласен с волей императора.
И они вернулись во дворец, где, как думал Лондо, пройдет его последняя в жизни ночь.
Лондо сидел в тронном зале и смотрел на дождь за окном.
Гроза началась сразу после того, как он вернулся во дворец. Оглушительно гремел гром, в небе сверкали молнии, но Лондо, полагавший, что настали его последние минуты, счел грозу своеобразным знаком. Будто само небо оплакивало.
Приму Центавра. Обычно такие ливни рассматривали как очищение, но сейчас…
Лондо представил, как по улицам несутся бурные потоки, окрашенные в алый цвет.
Вода смоет кровь погибших под бомбами.
Образ Сенны не выходил из его головы. Такая боль и такая ярость были написаны на ее лице… но было и еще что-то. Несколько раз она, казалось, была готова поверить ему. Поверить в способность Лондо служить своему народу, не просто осчастливить ее одну, но действовать в интересах каждого жителя Примы.
