возрасте мама, — кончики твоих ушей начнут удлиняться, как только у тебя начнётся сперматогенез.
Я краснел под сопровождавшее эти слова хихиканье сестры. Термин был мне знаком, ведь основы целительства я знал благодаря ежедневным занятиям в школе и с гувернёром, имевшим высшее медицинское образование. Только от основ целительства элефинов меня тошнило, и я, как мог, от них отлынивал.
Отец от матери не отставал.
— Рэн, оставь, пожалуйста, свои подначки. У твоей сестры сейчас менструация, поэтому гормональный фон не стабилен и имеются отклонения в поведении, — как-то сказал он.
Тут уши алели уже у сестры. Хорошо хоть, не я один страдал от профессиональной деформации родителей.
Ну вот зачем мне было знать такие подробности? Нельзя что ли было просто сказать: «Рэн, отстань от Катениль. У неё завтра контрольная работа»?
Моя старшая сестра взяла всё лучшее от соединения двух древних элейских родов, а именно — стремление к лекарской науке. Она просто поглощала знания, связанные с целительством. Ещё в нежном возрасте любимым развлечением моей сестрички было препарировать мелких животных. Она с удовольствием обсуждала с родителями рефлексы беспозвоночных или строение внутренних органов мелких земноводных.
Сейчас сестрица, несмотря на юный, по меркам элефинов, возраст, имела солидную научную степень в области обновления, выращивания и трансплантации внутренних органов, вела свою целительтскую практику в городе и преподавала тут, в Центральном элейском медицинском университете. Счастье, что сфера её интересов не распространялась на мой факультет. Вот скажите, как сдавать экзамен деве, которая всего на пять лет тебя старше и которая ради научной школьной работы пыталась тебя накормить личинками бабочки-угловушки, объяснив это тем, что они якобы положительно влияют на развитие мозга?
Как минимум раз в год, в честь Дня Великой Матери элефинов, вся наша многочисленная семья собиралась под одной крышей. Прилетали кузены родителей, дядьки, тётки, бабули и дедули, прародители и даже прапрабабка моего отца. Я не удивился бы, если бы узнал, что она застала доисторический период, который заканчивался изобретением амниотических капсул. Кажется, до капсул простуду лечили какими-то травками, а безумие — лоботомией.
Одной из часто обсуждаемых тем на этих родственных посиделках были инъекции молодости. И, конечно же, способы получения биологического материала для этих уколов. Когда я впервые услышал об этих полезных препаратах, то решил посмотреть, из чего они изготавливаются.
Для сохранения упругости кожи элейские девы на пятнадцатом столетии жизни начинают активно колоть в кожу очищенный секрет заушной железы катрицы белоголовой. В справочнике имелась голограмма этого насекомого. Выглядело оно отвратительно: гладкое, склизкое туловище, покрытое редкими волосками. Шея отсутствовала, на белой голове располагались глаза в виде рожек, у самого основания головы — уши, за ними — небольшие шишковидные наросты — те самые железы. И всё это природное творение было снабжено тремя парами склизких ножек. В общем, дрянь редкостная.
Но, пожалуй, от желания идти путём многочисленных родственников, то есть посвятить бесконечную жизнь медицине, меня окончательно отвратил другой случай…
Как-то, придя из исходной школы, я сразу направился в кухню — утром личный гувернёр шепнул, что повара будут готовить варенье из лепестков иуваньи. М — м–м — м…вкуснятина! Обожаю! Нежный, чуть сладкий, пряный вкус немного горчил, а в конце оставлял после себя лёгкую приятную кислинку. Именно это разнообразие вкусов и ощущений привлекало меня в иуваренье. Пикантным обстоятельством служило то, что лепестки иуваньи можно было использовать только один раз в году — в первые три дня зимы. После этого они становились жесткими и теряли большую часть вкусовых свойств. Так что повара стремились успеть сделать заготовки варенья, которое служило основой для приготовления компотов, разнообразных соусов и десертов, а также начинкой для выпечки.
Путь на кухню лежал через главную столовую нашего владения. Бросив сумку со школьным планшетом и спортивной формой в холле, я ринулся в вотчину поваров. Мы с сестрой обожали период заготовок! В это время во владении стоял аромат разнообразных фруктов, ягод, овощей, специй, сахарозы, мёда. Эти ароматы проникали везде: в спальни хозяев, гостевые покои, столовые, ванные комнаты и даже в бальные залы, несмотря на то, что полы этих помещений натирали специфическими, довольно душистыми восками — для уменьшения силы трения и способствования лёгкости движения пар в танце.
Ворвавшись в главную столовую, я уже было повернул налево, стремясь быстрее попасть на кухню, как вдруг заметил фигуру сестры. Катениль, разложив какие-то приборы, сидела за столом. Её локти активно шевелились. Что?! Ей первой досталась пенка от варенья?! Сейчас как крикну: «Родители тебя поймали!» — и схвачу свою порцию вкусности! Я подобрался поближе, стремясь напугать нежную элейскую деву, и… исторгнул школьный обед на старинную, оберегаемую мамой ковровую дорожку. Нежная элейская дева, по запястья испачкавшись в голубой крови, препарировала крошечного синекожего морщинистого безухого шестиконечного гуманоида. Сизые органы брюшной полости на белой скатерти произвели на меня неизгладимое впечатление, а моя бесподобная сестра, обернувшись на звуки рвоты, возбуждённо сказала:
— Прикинь, Рэн, я спёрла у родителей из лаборатории необычный образец: оказалось, у него два аппендикса и восемь желудков, а у печени две малые доли! Как интересно!
После этих слов меня снова стошнило. Ненавижу целительство!
Также на нежелание служить на маяке повлиял случай, глубоко врезавшийся мне в память.
В дни школьных каникул, когда родители оставались на Элее и не были заняты научными конференциями, учебой, патентами, медицинскими изысканиями в глубинах вселенной, мы путешествовали по побережью Великого Элейского океана всей семьёй. Несмотря на многочисленную охрану и обслуживающий персонал, который включал в себя поваров, разнорабочих для обустройства комфортного походного лагеря, горничных для сестры и матери, мы прекрасно проводили время: купались, загорали, отец лично жарил на костре замаринованные в травах и специях тушки умичивсов — небольших трёхлапых пернатых, неспособных подняться на большую высоту, но довольно бодро бегающих по побережью и селившихся недалеко от воды. Часто родители на живых примерах, выловленных из воды или пойманных на суше, показывали нам с сестрой существующее биологическое разнообразие нашей древней планеты, рассказывали о химическом составе воды в океане, о значении геологических разрезов, которые мы иногда могли наблюдать, причаливая к вздымающимся не несколько десятков метров вверх крутым берегам. Последнее нравилось мне больше всего. Эти величественно возвышающиеся над кромкой океана камни завораживали и манили.
Древние срезы поверхности планеты, которые веками омывал Великий океан, зачастую представляли собой слоёный пирог, состоявший из разнообразных цветных слоёв грунта: глины, силикатов, сланца, гранита, известняка, ракушечника. Уже тогда я знал названия и внешний вид этих причудливо перемешанных рядов, образующих поверхность Элеи.
Сколько себя помню, я всегда интересовался камнями. Сперва,
