— Откуда информация? — недоверчиво спросил старшина.
— От меня. Я и есть тот генетический материал. Мне пять лет было, когда в двадцать четвертый инкубатор попал, но я все помню от рождения, такая у меня особенность памяти.
И офицер мучительно скривился — видимо, действительно что‑то вспомнил.
— А как на тестированиях не попался?
— А что я? — удивился офицер. — Я не вы, обычный воспитанник. Я и в академии был далеко не первым.
— Товарищ младший лейтенант, ну зачем врать…
— Мне на выпуске один хороший человек посоветовал умишко спрятать, потому что шибко умные народу не нравятся, — усмехнулся офицер. — Только я до этой мысли сам дошел, когда мне два года было.
— Это всё? — с подозрением уточнил старшина.
— Всё! — тут же подтвердил офицер с самым честным лицом.
Старшина хотел что‑то возразить, но озадаченно замер. Офицер обернулся — по дорожке парка к ним шли амазонки. Белоснежные парадные рубашки, золотые погончики, строгие юбки. Туфельки на каблуках. Кудряшки и косички. Юные, очень строгие лица, ни обычных шуток, ни смеха. Тридцать шесть экипажей суровой красоты.
— Товарищ младший лейтенант! — шагнула из шеренги Ольга Милая. — Эскадра „Амазонки“ бригады спецназ „Внуки Даждь — бога“ свободной России укомплектована заново! Девочки настаивают на принесении присяги лично вам. Вам четверым.
— Опа! — раздался за его спиной удивленный голос стрелка.
Но офицер, не слушая, шагнул к белоснежному строю. Мир съежился и ушел куда‑то далеко вместе со звуками, запахами и светом. Остались только он — и строгие лица напротив. Укомплектована заново. Что значит — предыдущий состав выбит. Он шел и с болезненным вниманием вглядывался в волшебно красивые лица. Ему что‑то говорили, беззвучно шевелились губы, а перед ним висело суровым приговором — „укомплектована заново“. А предыдущая — выбита…
Он вдруг уткнулся взглядом в знакомое лицо. Те же карие, с умным прищуром глаза. Так же смолисто — черные прядки выбиваются из‑под пилотки. Нет только открытости и жизнерадостности неофициального лидера амазонок. Вместо них — застенчивость и внутренняя боль.
— Людмила Механик, — тихо сказала девушка. — Сестра. Младшая.
Конечно, чисто генетически она была не сестра, а клон, может быть, рожденная годом — другим позже — но какая разница, если во всем остальном — младшая сестра?
Офицер отступил от строя. Боль в груди накатила стремительно и неотвратимо.
— Служите не нам — России! — еще успел произнести он.
Потом развернулся, попробовал дойти до скамейки. На третьем шаге у него подломились ноги.
Он падал бесконечно долго, и бесконечно долго бежала к нему по аллее Клаудия и беззвучно кричала что‑то насчет больного сердца, глупенькая, какое оно больное, он же спортсмен… Потом пришла тьма, а в ней — голоса.
— Ситуация, — где‑то совсем рядом сказал стрелок. — Европейцы пошли в бой, отсюда вижу! Сейчас они разобьют в пыль маркеловских оглоедов, потом возьмутся за нас. Наша позиция?
— Кэп сказал сваливать, — напомнил старшина.
— А мы сказали, что подумаем, — подал голос пилот. — Он вообще много чего говорил. Он еще говорил, или все вместе, или конец России.
— Маркеловским помогать? Они явились, между прочим, по наши души!
— Олег…
— Ну вместе, — проворчал стрелок неуступчиво. — А как? Мы без лидера остались! И что мы можем сделать европейцам без лидера? Ничего!
— У нас есть лидер, — процедил невидимый пилот. — Кэп?
— „Семерке“ старт, — прошептал офицер. — Всем сынам Даждь — бога — старт!
И его услышали.
Пространство боя возле Клондайка
Командующий Седьмым флотом распоряжался четко и профессионально. Адмирал Штерн из‑за его спины придирчиво изучил диспозицию сил и с подозрением уставился на Клондайк.
— Ежи, эти сраные русские действительно не смогут в ближайшее время взять под контроль защитные системы Клондайка?
— Ученые гарантируют, сэр. Там искусственный интеллект, сэр, и до него непросто добраться.
— Сам знаю! Но как‑то же они его захватили? Да, и потом этот, как его, „Нибелунг“? Прошел через защитную сферу и отправил на металлолом пять сраных кораблей Седьмого флота!
Командующий Седьмым флотом дернулся, но счел ниже собственного достоинства доказывать сумасшедшему старику, что не пять кораблей, а всего три, и не сраных, и не на металлолом, а в ремонтные доки — тем более что по существу Штерн был прав. Русские действительно как‑то прошли считавшуюся непреодолимой защитную сферу и захватили Клондайк. К сожалению, последовать примеру генерала и отмолчаться адъютант не мог, потому что Штерн ждал ответа, уже потихоньку закипая от злости.
— Господин адмирал, — взвешенно и осторожно сказал адъютант. — Да, мы не знаем, как русские это проделали. Но мы хорошо знаем возможности защитной сферы Клондайка, мы сами ее создавали. Все они — оборонительного плана. Русские могут ее только поломать, но и это вряд ли станут делать, она же их защищает. Со стороны Клондайка нам ничего не угрожает, кроме трех кораблей, предположительно находящихся в распоряжении русских инсургентов. Но командующий эту опасность учел. Сэр, по совокупной мощи мы превосходим русских во всем, у нас нет причин для беспокойства — я имею в виду, объективных причин.
— Иначе говоря, маразматик — адмирал выжил из ума и боится собственных выдумок? — усмехнулся старик. — Ну — ну. Ежи, пока я валялся под видом раненого в медблоке, от скуки посмотрел один из русских видеомиров. „Сибирские амазонки“ называется — кстати, рекомендую, там очень красивые девочки! И знаешь, я понял две вещи. Первая — что видеомир полное дерьмо и русские никогда не научатся их делать качественно. Вторая же — что на медведя можно охотиться, только пока он спит. Ежи, я разбудил русского медведя! И да, прямо сейчас боюсь, что он порвет нас на клочки! Потому что бешеному медведю без разницы, насколько ты превышаешь его по совокупной мощи! Вот, я высказал свое адмиральское мнение, и можешь с полным основанием считать меня психом!
— Я не считаю вас психом, господин адмирал!
— А кем считаешь? — вдруг заинтересовался адмирал и остро уставился на адъютанта.
Полковник Ежи Радзивилл почувствовал себя очень неуютно. На самом деле именно психом он адмирала и называл. Иногда. Мысленно.
— У вас очень необычное, парадоксальное, но очень эффективное мышление, — пробормотал адъютант в результате. — Но оно глубоко пропитано восточным мистицизмом, и феномену „тринадцатого“, получившему наконец реалистичное, документально обоснованное толкование, вы ложно приписываете сверхъестественные свойства…
