Урсула Ле Гуин - Толкователи (сборник)

Сати чувствовала, каким пронзительным и ломким становится ее голос. И отвернулась, изо всех сил стараясь распрямить опущенные, болезненно напряженные плечи.

Тонг Ов сделал вид, что ничего не замечает, и грустно сказал:

– Да, утрачена история целой планеты, точно ураганом сметена! Как будто здесь произошла чудовищная катастрофа… Невероятно!

– Ну, не то чтобы невероятно… – пробормотала Сати, и голос ее сорвался. Господи, опять она ведет себя неправильно! Она расправила плечи, глубоко вздохнула и, взяв себя в руки, заговорила уже спокойнее: – Даже те немногочисленные аканские стихотворения и рисунки, которые тогда сумели восстановить на Земле в ансибль-центре, здесь сейчас сочли бы незаконными и непременно уничтожили бы. У меня в ноутере были их копии. Я все стерла.

– И правильно сделала. Мы не имеем права привносить сюда то, что здесь признавать или видеть не желают.

– Ужасно тяжело было стирать все это! Мне казалось, что, делая так, я вступаю в преступный сговор с какими-то негодяями.

– Грань между тайным сговором и соблюдением дипломатических норм порой очень тонка, – заметил Тонг Ов. – К сожалению, нам здесь часто приходится… балансировать на этой грани.

На мгновение Сати почудилась в нем некая мрачная сила. На нее он не смотрел; глаза его были устремлены куда-то вдаль, словно он во что-то пристально всматривался. Еще мгновение – и он вернулся из этой неведомой дали, как всегда доброжелательный и безмятежно-спокойный.

– С другой стороны, – сказал он, как бы продолжая некую невысказанную мысль, – в столице можно найти немало образцов старой каллиграфии – на стенах домов, например. Похоже, это сочли неопасным, тем более что практически никто и прочесть-то эти надписи не может… Многие вещи вообще умудряются выжить, сохраниться, просто отойдя в тень. Я как-то вечером посетил район за рекой – он пользуется дурной репутацией, и мне, Посланнику Экумены, не следовало бы ходить туда, но я всегда стараюсь найти возможность побродить по городу так, чтобы мои гостеприимные хозяева об этом не узнали. В таком огромном городе это не очень трудно устроить. Во всяком случае, я решил о них не думать. И вскоре услышал какую-то необычную музыку, исполняемую на старинных деревянных инструментах. И это был, по всей вероятности, совершенно «незаконный» музыкальный строй…

Сати вопросительно на него посмотрела, и он пояснил:

– Насколько я знаю, здешним композиторам Корпорация приказала пользоваться только земной октавой.

Сати даже не пыталась скрыть свое недоумение. Тогда Тонг пропел ей все семь нот октавы, и она, кое-что припомнив, постаралась придать своему лицу более осмысленное выражение.

– Они здесь называют земную октаву «научной шкалой интервалов», – сказал Тонг. И, заметив, что Сати по-прежнему не очень хорошо его понимает, спросил, улыбаясь: – Неужели тебя никогда не удивляло, что аканская музыка звучит чересчур знакомо для земного слуха?

– Мне как-то в голову не приходило… Я не знаю… Я не умею записывать мелодии, я не знаю ключей…

Улыбка Тонга стала еще шире:

– На мой слух, аканская музыка звучит так, словно здесь и понятия о музыкальных ключах не имеют. Ну так вот: то, что я услыхал тогда за рекой, не имело ничего общего с той «музыкой», что доносится из громкоговорителей. Это была совершенно иная музыкальная система! Некая прихотливая и неуловимая гармония звуков… «Музыка-наркотик» – так мне там сказали. Я догадался, что этот «наркотик» используется в лечебных целях и исполняется местными знахарями-целителями. В общем, через какое-то время мне удалось встретиться и побеседовать с одним из них. И он сказал мне: «Мы знаем некоторые старые песни и состав некоторых лекарств, но не знаем историй и не умеем их рассказывать. Не умеем их толковать. А тех, что умели все это, больше нет». Я продолжал его расспрашивать, и он в итоге признался: «Возможно, кое-кто еще остался там, в горах. Если подняться вверх по реке…» – Тонг Ов снова улыбнулся, но улыбка получилась какой-то тоскливой. – Я страстно хотел узнать у него как можно больше, но понимал, что подвергаю этого человека страшному риску уже одним своим присутствием в этих кварталах. – Он умолк и довольно долго молчал. – Иногда возникает ощущение, что…

– Все это наша вина, – договорила за него Сати.

Он кивнул, помолчал и сказал:

– Да. Наша. Но раз уж мы здесь, то должны постараться, по крайней мере, больше ничего не испортить своим присутствием. И чтобы присутствие здесь стало для нас как можно более приятным.

Чиффеварцам свойственно всегда брать ответственность на себя, но вместе с тем они, в отличие от землян, никогда не культивируют чувство собственной вины. Сати знала, что не совсем правильно понимает Тонга. Она видела, как он потрясен тем, что она ему рассказала. Но она ни за что не сумела бы теперь сделать свое пребывание на этой планете легким и приятным. Так что она просто промолчала.

– Как ты думаешь, – снова заговорил Тонг, – что имел в виду тот знахарь? Когда говорил об ИСТОРИЯХ и людях, которые эти истории РАССКАЗЫВАЮТ?

Больше всего Сати хотелось как-то обойти этот вопрос, не давать на него прямого ответа. Она уже совсем перестала понимать, чего добивается от нее Тонг. Зато она хорошо знала, что значит «дойти до точки». Вот сейчас она как раз в очередной раз дошла до точки. До самого конца привязи. И уткнулась носом в тот кол, к которому была привязана, чуть не удушив себя при этом.

– А я думала, – медленно и невпопад проговорила она, – ты позвал меня, чтобы сообщить, что меня отзывают.

– Отзывают с Аки? Тебя? Нет, нет, нет! – Тонг был явно удивлен. В голосе его, как всегда, звучала спокойная доброта.

– Меня вообще не следовало посылать сюда.

– Но почему?!

– Учась в Экуменическом центре, я основной упор делала на изучение языков и литератур. Но на Аке теперь только один язык, а литературы просто нет. Я хотела быть настоящим историком… Разве можно быть историком в таком мире, который уничтожает собственную историю?

– Трудно, – сказал Тонг, – но можно. – Он подошел к компьютеру, что-то проверил и спросил: – Скажи, Сати, как ты воспринимаешь гомофобию, возведенную в государственный институт?

– Я с этим выросла.

– При юнистах?

– Не только при юнистах.

– Понимаю, – промолвил Тонг задумчиво и осторожно заглянул ей в лицо. Но Сати смотрела в пол. – Я понимаю, вы на Терре пережили грандиозную религиозную революцию… История вашей планеты вообще, по-моему, сформирована различными религиями и их взаимодействием. Между прочим, именно поэтому я и считаю тебя самым подходящим и самым подготовленным Наблюдателем для того, чтобы отыскать и изучить хотя бы остаточные признаки прежней здешней культуры, хотя бы следы той религии, которая, на мой взгляд, просто должна была существовать на Аке. Если, конечно, эти следы еще сохранились. Ты знаешь, что моя родная планета, Ки-Ала, не имеет никакого опыта религиозных верований. Да и Гарру тоже. – Он снова помолчал. Молчала и Сати. – Возможно, правда, твой личный опыт помешает тебе быть беспристрастной… Что ж, всю жизнь существовать под теократическим гнетом, пережить бесконечные революции, засилье юнизма…