Она посмотрела на Теда тем же усталым взглядом, и Мэрфи с удовольствием отметил, как его друг сжался и замер.
— Лейтенант, вы имеете представление, что произойдет, если Пашти будут создавать помехи на нашей линии?
— Нет, мэм.
Тогда она улыбнулась — хитрая улыбка мелькнула и тут же исчезла.
— А я имею. Секрет прибора прост. Нельзя создать помехи на телефонной линии, если не подключиться к ней. А вот заглушить передачи радиостанции “Свободной Европы” ничего не стоит. Даже если Пашти перережут коммуникации, мы сможем связаться друг с другом с помощью этого прибора — Пашти не додумаются до такого примитивного приспособления.
— А щелканье, дребезжанье и тому подобная дребедень? — нахмурился Мэрфи, гадая, что у Шейлы на уме.
— Я узнаю этот взгляд, лейтенант, — она шутливо погрозила ему пальцем. — Ты можешь прямо сейчас начинать ломать голову. Да, у прибора есть еще одно назначение. В случае, если мы потерпим поражение, эту штуку можно будет оставить. Мы кое-что узнали о физиологии Пашти. Оказалось, что у них очень чуткий слух. Если они надумают атаковать нас, ящик будет издавать беспорядочные шумы, это их дезориентирует. Любой пустяк может повлиять на исход сражения.
— Угу, майор, простите, пожалуйста, мэм, но…
Она подняла руку, и Мэрфи замолчал, загипнотизированный властным взглядом.
— Верь мне, лейтенант. Оставим догадки Пашти.
Мэрфи одобрительно улыбнулся.
— Есть, мэм. Если вы нас просите, мэм, Тед соорудит целую полевую сеть.
— Благодарю, лейтенант, — она коротко кивнула и повернулась, направляясь к коридору.
Мэрфи наблюдал за ней, его терзало беспокойство.
— Черт побери, она совершенно выдохлась. Я бы сказал, она просто насилует себя.
— Значит, эта ерундовина нужна для диверсии? Я знаю трепача, который…
Мэрфи зажал его рот ладонью и потащил его в сторону.
— Никто тебя не спрашивает. Давай заткнись, и пойдем лучше сообразим, как построить для леди квакающую коробочку.
* * *
— Мне не нравится развитие ситуации, — заявил Болячка, сверля глазом-стеблем голографические изображения Созерцателя и Коротышки. — Толстяк не ответил ни одному из нас, хотя мы посылали сообщения на всех волнах. Если бы Толстяк нас услышал, мы бы уже получили хоть какие-то сведения, извиняющие его: ведь он везет запрещенных существ.
Созерцатель сплющился и запищал:
— Перед тем как отчитаться, я хотел бы напомнить всем вам что у нас пока нет никаких доказательств того, что Толстяк нарушил карантин. До тех пор, пока мы не получим подтверждения мы должны действовать исходя из того, что это всего лишь предположение. Далее. Я закончил ознакомление с записями, посвященными миру людей, узнал кое-что новенькое. Полагаю, что мы работали над ложными посылками. Люди вовсе не являются грубыми, примитивными существами, как мы о них думали. Наоборот, за последнюю сотню тысячелетий они сделали качественный скачок в своем культурном развитии. Овероны, они осуществили космический полет.
Мониторы издали свист и шипение — Болячка и Коротышка изумленно запищали.
— Космический полет? Толстяк нарушил запрет и научил их… В это нельзя поверить! Ни один Ахимса не посмеет выступить против Оверонов! — вырвалось возмущенное восклицание из раздувшихся дыхательных отверстий Коротышки.
— Хочу напомнить, что еще не доказано, что Толстяк нарушил карантин. Нет ни одной записи о вмешательстве, никаких следов влияния Ахимса в их космической науке. Более того, их представления о жизни в космосе носят типично земной характер. В их научно-популярной литературе большинство инопланетян и космонавтов похожи на людей, — упрямо твердил Созерцатель.
— Невероятно! — защебетал Болячка. — Их организмы совершенно не приспособлены к нулевой гравитации!
— Значит, ты говоришь, что не нашел никаких следов вмешательства Толстяка? — спросил Коротышка, начиная раздувать бока.
— Никаких. Но теперь, однако, мы точно знаем, что вызвало такое восхищение Толстяка, когда он наблюдал за людьми последнюю тысячу лет. Они и в самом деле исключительны. Если бы Тэн ответил на наши запросы и проинформировал нас, ситуация тут же прояснилась бы. Шист Чиилла настаивает, что Тэн и Толстяк имели дело с людьми. Если это так, их молчание понятно. Но в данный момент мы пока не можем осудить их за нарушение запрета.
Болячка раздул свои дыхательные органы и спросил:
— Может, нам следует известить Пашти, чтобы они не сходили с ума от волнения? Может, Первому Советнику следует что-то предпринять? Подготовиться к уничтожению паразитов?
— Я бы этого не советовал делать. Напоминаю, у нас нет доказательств. — Созерцатель слегка сплющился, его основание натянулось и стало гладким.
Коротышка переводил взгляд с одного Оверона на другого, используя по какой-то непонятной причине только один глаз-стебель.
— Нам надо подготовиться к худшему. Если Толстяк все-таки нарушил запрет и сошел с ума, нам нужно исправить сложившуюся ситуацию. На какой стадии развития находятся сейчас люди? Представляют ли их космические возможности потенциальную угрозу?
Созерцатель сплющился, его оболочка натянулась.
— Их космические возможности никогда не были угрожающими. Что бы Толстяк ни сделал, никто не проходил через гравитационные заслоны, и люди даже не подозревают об их существовании. Одному маленькому кораблю-роботу будет достаточно появиться в их поле, и это займет их умы на десять земных лет. Кроме того, людям сейчас есть о чем позаботиться.
— Значит, они идут по пути цивилизации? — спросил Коротышка, подрагивая боками. — Я знал, что Толстяк не способен на глупости! Он Оверон. Он…
— Оверон Оверону рознь, — прервал его Созерцатель. — Как мы и говорили, люди миллионами убивают друг друга. Вся их планета охвачена войной. Ничего не изменилось. Они все так же ненормальны.
Болячка сдулся, ощутив внутреннюю слабость.
— А что, если Толстяк провез людей через гравитационные маяки?
— Тогда нам придется их уничтожить.
* * *
— Майор? Ты дома?
Светлана проснулась и села на кровати, зажмурившись.
— Шейла? Это ты?
— Можно на минуточку?
Светлана встала и оделась, поглядывая на часы, светящиеся на экране. Какого черта ей не спится в это ночное время?
Шейла выглядела как сто чертей — щеки просто исчезли, под глазами тяжелые мешки. Так может выглядеть только женщина, чей единственный ребенок умирает от рака.
— Когда ты ела в последний раз? — нахмурившись, спросила Светлана.
— Утром. Я поела раньше всех.
