— Доминик, разве ты не можешь поверить мне на слово? Мы с тобой воевали рука об руку. Ты спас мне жизнь…
— При чем тут это?
— Ты можешь доверять мне. Мы давно не виделись, но… — Астафьев, прихрамывая, обошел нагромождение пустых контейнеров и еще раз проверил, плотно ли закрыта дверь. Его бескровные губы посинели от холода, но все же он предпочитал говорить тут.
— Мы идем по гибельному пути. Люди забыли, что Миром можно управлять.
— Это заговор? — вскинул голову Ван Хеллен.
— Можешь называть как угодно… Доминик, я не сошел с ума, — вдруг горячо начал убеждать его Николай. — У меня было много времени для размышлений — я два месяца пролежал в медицинском отсеке, в полном одиночестве, наедине с машинами.
— Машины живут своей жизнью, — буркнул в ответ Доминик.
— Нет, в том-то все дело, что — нет! Они не живут. Они работают. И ими можно управлять. Я убедился в этом сам., Лучше бы Ник не произносил таких фраз.
— Ты управлял машинами? — Взгляд Ван Хеллена стал колючим, неприязненным.
В его представлении все кибернетические механизмы — мертвые ли, безнадежно разрушенные или, наоборот, проявляющие признаки жизни (его сознание не могло подобрать иной термин) — являлись источником потенциальной опасности. Такое отношение к киберсистемам внушали им с детства, и потому слова Николая отдавались в душе безотчетным страхом, а в рассудке — холодной мыслью о предательстве.
Ничто не могло вмиг стереть внушаемые с младенчества фобии, а если помножить их на моральное состояние Ван Хеллена, впервые за последний месяц покинувшего передовую линию обороны, то совершенно неудивительно, что он не поверил Астафьеву, насторожился, мгновенно поменяв позу, — будто внутри что-то выпрямилось, мобилизовав последние силы предельно уставшего человека.
— Я только что включил здесь свет, — попытавшись сделать вид, что не заметил его реакции, продолжил Николай. — Посмотри. — Астафьев дотянулся рукой до расположенной рядом с дверью панели управления. — Она не работает. — Он демонстративно коснулся заиндевелых сенсоров. — Но Мир устроен так, что у каждого агрегата есть замена. — Он обернулся и указал рукой на другую панель, притаившуюся в дальнем конце помещения. Добраться до нее можно было, лишь сняв декоративный кожух облицовки стены.
Ее как будто спрятали от посторонних глаз, — подумал Ван Хеллен.
— Я не знаю, почему люди стали опасаться машин, — продолжал Николай. — Наверно, эго связано с Внешней Атакой. Мы потеряли элементарные знания. Наше невежество породило страх.
— Элементарные знания? — усмехнулся Доминик. — По-твоему машины так просты?
— Ты говоришь и думаешь, как все, — упрекнул его Астафьев. — На самом деле машины подчинены правилам. Они станут общаться с тобой только в том случае, если им верно сформулировать вопрос, выполнят приказ, если ты знаешь, как его отдать, и выбрал систему, у которой есть необходимые тебе возможности. Разве это сложно?
— На словах — нет. А на деле?
— На деле сложнее, — согласился Астафьев. — Я только начал осваивать элементарные основы управления, но уже нашел способ, как оградить людей от атак Чужих. Подумай, есть ли у нас силы для борьбы? Даже если мы продержимся год, очередное перераспределение ресурсов все равно будет проиграно. Тогда холод, голод и тьма окончательно расправятся с нами. Ты можешь опровергнуть мои слова?
— Нет, — после короткого раздумья буркнул Ван Хеллен. Он уже давно ощущал дыхание безысходности.
— Значит, мы должны рисковать ради того, чтобы выжить. Забыть о своем страхе, признать собственное невежество и использовать любые возможности, чтобы получить передышку, стать на время независимыми от централизованного распределения ресурсов и недосягаемыми для ксенобиан.
— Как это сделать?
— Я уже сказал — есть автономная система жизнеобеспечения. Резерв со своим неизрасходованным ресурсом. Нужно лишь создать условия, при которых автоматически включатся определенные механизмы, — они вернут в отсеки свет и тепло, снова заработают синтезаторы пищи, и мы сможем использовать передышку, чтобы вернуть утраченные знания, научиться по-настоящему управлять нашей частью Мира.
— Я постоянно слышу от тебя слово «условия», — глядя в глаза Николаю, произнес Доминик. — Что должно произойти?
Астафьев ответил не сразу. Он нервничал — это было заметно по всему.
Наконец, подняв голову, он произнес:
— Система включится только при условии аварии. Должна произойти разгерметизация всех магистральных тоннелей сектора. Теперь ты понимаешь, почему я хотел идти и искать тебя? Кто еще сможет поверить мне?
Ван Хеллен лишь покачал головой.
— Стены простоят еще много лет. Они прочны. Глупо уповать на аварию… — Он вдруг осекся, прочитав ответ в глазах Астафьева. — Ты намерен взорвать стены?!
— Если бы я мог, — сокрушенно ответил Николай, машинально коснувшись своего грубого протеза. — Заряды следует установить за аварийными шлюзами, а там все кишит Чужими. Я калека… Да и люди из мобильных групп скорее убьют меня, чем позволят исполнить задуманное.
— Предлагаешь сделать это мне? — сощурился Ван Хеллен.
— Да, — собравшись с духом, ответил Николай. Доминик долго молчал.
— А если твой план не сработает?
— Тогда произойдет декомпрессия, и все погибнут.
— Как в легендах о Внешней Атаке?
— Да.
Ван Хеллен тяжело, надолго задумался.
Николай был его другом. Когда-то они сражались вместе, и Доминик был уверен: случись ему оказаться на месте Астафьева, тот бы тащил его на себе. Но тут… Речь шла о жизни и смерти десятков людей. Провал означал смерть, удача (в которую он не верил) сулила передышку и болезненные перемены — свет и тепло, вернувшиеся в отсеки, докажут правоту Николая, но вряд ли страх перед машинами исчезнет сам по себе…
Кровь внезапно прилила к голове Ван Хеллена.
Все промелькнувшие мысли сжались, скорчились под натиском свежих, кровоточащих воспоминаний — он поднял взгляд и посмотрел на замысловатые узоры инея, что ползли по стенам отсека.
Хуже, чем сейчас, уже не будет. Роковая развязка близится — каждый день, сталкиваясь с Чужими, теряя близких людей, он, будто заговоренный, оставался невредим и ощущал дыхание рока.
— Я воин, — глухо произнес Доминик. — Мне неизвестны тайны управления машинами. Ты прав в одном, Ник, — смерть подобралась к нам вплотную, но я не могу поверить тебе… Действовать втайне от других — это предательство. А полагаться на машины — безумие.
