– Получив офицерское звание, я кинул монетку. Орел или решка, на флот или на клаймеры. Выпал орел: флот. – Он улыбнулся широкой мальчишеской улыбкой, из тех, какими пытаются добиться материнской любви. – Я решил, что лучше кинуть два из трех и три из пяти. Voila![4] Я здесь.
– Через год станешь адмиралом, – сказал Старик.
– На это может уйти больше времени. – Улыбка на лице Бредли стала чуть поуже. – Не могу понять, почему меня послали сюда, а не на второй флот. Адмирал Танниан вполне справляется.
– Может, слишком хорошо справляется, – предположил я. – Кое-кому в штабе кажется, что он даже слишком независим, у него тут целая собственная империя.
Командир обернулся:
– Ты что-то знаешь, или это просто догадки?
– Пятьдесят на пятьдесят.
Яневич фыркнул, а мой приятель впал в апатию. Позже он сказал:
– Подходим к Т-Виллю. Старпом, я высажу вас с Бредли у северных ворот, а своего друга поведу осматривать достопримечательности.
Здесь недавно был крупный налет, небо над Тербейвиллем кишело кораблями и ракетами. Я выразил заинтересованность в осмотре последствий. И не раз потом об этом пожалел.
Раньше было два штаба. Один – под Тербейвиллем, а другой – в глубине главной луны Ханаана. У Ханаана два спутника – крохотный Тервин и большая луна, у которой другого названия нет, просто Луна. Я был рад возможности перед вылетом на задание поглазеть на один из штабов.
Я гулял в одиночестве. Командир и старпом готовились к рейсу, и это казалось бессмысленным, как бывает, когда власти искусственно пытаются создать рабочие места. В штабе, где на связи с общественностью смотрят с большим вниманием, ко мне отнеслись радушнее, организовали для меня интервью с людьми, имена которых стали нарицательными во Внутренних Мирах, с настоящими героями флота. Мужчины и женщины, выдержавшие десять патрулей. Они производили гнетущее впечатление. Я и сам начал наводить своим видом тоску на окружающих и перестал понимать, чего это я так радостно ждал, когда просил, чтобы меня взяли в клаймерный патруль.
В один прекрасный день в моей комнате в офицерском общежитии появился командир.
– Сегодня наша последняя ночь здесь, завтра отправляемся в Ямы. Наши собираются кутнуть. Хочешь, пойдем вместе?
– Не знаю.
Я уже заходил в один местный офицерский клуб. Унылые штабные рожи, атмосфера скуки и тупости. Что может быть ужаснее сборища добросовестных чиновников?
– Мы идем в другое место, в частный клуб. Только для клаймерщиков и их гостей. Там настоящие фронтовики. – Он саркастически улыбнулся. – У тебя будет шанс познакомиться с нашим астрогатором Уэстхаузом. Классный парень, но очень много говорит.
– Почему не сходить?
– Он называется «Беременный дракон», по причинам, затерявшимся в бесследных пустынях времени. – Он усмехнулся, заметив мою приподнявшуюся бровь. – Надень, что похуже. Там бывает весело.
Случилось нечто, потребовавшее неотложного вмешательства со стороны командира, поэтому мы пришли поздно. Но недостаточно поздно. Лучше бы я еще дольше задержался. Эта ночь стала свидетельницей того, как обратились в прах сотни хрустальных замков моего иллюзорного мира.
«Дракон» располагался неглубоко, в старом подвале. Я слышал о нем много еще до того, как увидел, а увидев, спросил:
– Это в самом деле офицерский клуб?
– Только для клаймерщиков, – улыбаясь, ответил Уэстхауз. – Сухопутные не знают, как тут себя вести.
Четыре сотни людей упаковались на площади, которая до войны предназначалась для двухсот. Вонь ударяла в нос и чуть не валила с ног с первого вздоха. Алкоголь. Блевотина. Сигаретный дым. Моча. Наркотики. На фоне такого шума, что едет крыша. Чтобы слышать друг друга сквозь потуги гнуснейшей местной рок-группы, завсегдатаям приходилось орать. Официанты и официантки в штатском петляли в толчее, ощупываемые посетителями обоего пола. Я полагаю, что чаевые тут давали в качестве платы за унижение. Проходящим службу на клаймерах свою зарплату тратить больше не на что.
Напротив входных дверей, подобно прельстившемуся грехами Гоморры падшему ангелу, лежал какой-то капитан в полном обмундировании мусульманского судового капеллана. Он храпел в луже рвоты с улыбкой на устах. Никто и не думал его убрать или почистить. Приспосабливаясь к местным нравам, мы перешагнули через эту бездвижную массу. На расстоянии менее одного метра от него целовались два офицера мужского пола, тискаясь в медвежьих объятиях. Боюсь, что тут у меня перехватило дыхание. Согласен, такое бывает, но не прямо же в дверях офицерского клуба!
Командир фыркнул:
– Не растеряй шарики. Будет еще веселее.
Он сделал два неловких шага, не обращая внимания на любовников, уперся кулаками в бедра и огляделся, подобно внезапно нагрянувшему ревизору. Увидев, что тут творится, я ожидал с его стороны взрыва.
Откинув назад голову, он резко дернулся и заржал, как осел.
– Очистить место для экипажа самого лучшего из всех проклятых клаймеров на всем проклятом флоте, придурки желтозадые! – заревел Яневич.
Какофония уменьшилась на один децибел. Люди осматривали нас. Некоторые замахали руками. Кто-то закричал. Кто-то – видимо, друзья – направился к нам.
Куколка-китаяночка неземной красоты, накрасившаяся так, чтобы подчеркнуть свои аристократические маньчжурские черты, проскользнула у нас под локтями с ловкостью ласки. Отойдя на метр, она остановилась и передразнила позу командира, в глазах ее блеснул огонек.
– Ты – хренова куча дерьма. Стив! – крикнула она Яневичу. – Лучший клаймер – «А-92», и не тренди зря.
Яневич ринулся вперед, как медведь в период гона.
– Черт! Я ж не знал, что вы здесь, ребята.
– Спустись разок хоть ненадолго со своих идиотских небес, некрофил.
Она хихикала и извивалась, пока он ее мял.
– У тебя еще стоит, Данки Дик? Или отвалился там, в развалинах? Мы только пришли. Могу трахаться всю ночь.
– Мы уже отправляемся, Кусака. Сейчас я тебе кое-что скажу, у тебя не останется ни малейших сомнений. Я прилеплю жвачку себе на конец. Предупреди, когда начнешь жевать.
Я был так поражен, что даже не почувствовал отвращения. Это выпускник Академии такое говорит?
Не имея никаких разумных причин, ни малейшего повода, женщина обратилась ко мне:
– У этого гада самый длинный член из всех, что я видела. – Она облизнула губы. – Красота. Но, может быть, сегодня ночью мне захочется чего-нибудь новенького.
– Прошу прощения.
Я подумал, что она делает мне предложение. Мне не хотелось вламываться на территорию Яневича.
– Новенького? Мао, я весь патруль ловил в бороде мандавошек! – Яневич подмигнул мне, не замечая, как я побледнел и как перекосился у меня рот в подобии улыбки. Еще больше, чем он, потрясла меня девушка. Ей не могло быть и двадцати.
