Наверху гулял приятный ночной ветерок. Несколько мгновений Шан разглядывала Линдсей, прежде чем та заметила ее. Командор стояла на коленях в траве, и плечи ее сотрясались от рыданий.
- Что я могу тебе сказать? - обратилась к ней Шан. - «Извини»? Так должно было случиться.
Линдсей прекратила рыдать и поднялась.
- Должно?.. - Голос ее звучал хрипло, ломался. - Я только хочу знать: это правда?
- Воображаю, что Эдди наплел тебе.
- Эдди ничего не говорил. Крис сказала, что в твоем распоряжении была одна из биотехнологий вес'хар, которая могла бы спасти Дэвида. Я только хочу знать: это правда? Я хочу знать, кто нанес мне удар в спину: одна из частных компаний или правительство. А может, все дело в пресловутом подсознательном брифинге?
Все оказалось хуже, чем подозревала Шан. «Это работа, никаких чувств, - напомнила она себе. - У меня нет выбора».
- Лин, я не сделала ничего предосудительного. Я инфицирована, и эта инфекция позволяет мне выжить после сильных травм и отравлений. Я понятия не имею, остался бы жив Дэвид или нет. - Ложь, ложь, ложь. - Но инфицируй я его - и в Константине вспыхнул бы бунт…
- Я отлично поняла, о чем говорили Крис и Эдди. Эта инфекция позволила тебе остаться в живых.
- Если бы существовала возможность спасти твоего ребенка, я непременно ею воспользовалась бы.
Линдсей выпрямилась и с решительным видом направилась к Шан.
- Сука! - закричала она. - Набожная, упрямая корова! Выходит, я для тебя всегда была пустым местом!
- Ничего подобного. Все дело в личной ответственности. Без сомнения, Шан была в безопасности. Она видела, что
Линдсей не вооружена. Все, что могла сделать командор, так это накричать на нее. Но вреда от этого никакого.
Да и слушать Линдсей больше не имело никакого смысла. Шан повернулась и направилась назад, твердя про себя то, что обычно говорила себе, когда только пришла в полицию. Неприличная брань. Ни на кого лично не направленная. Эти слова не могли кому-то повредить. Нанести вред могли только оружие или кулаки.
Рыдания и проклятия Линдсей стали тише. Шан вернулась в свою комнату вдоме Джоша и закрыла дверь.
С'наатат хорошо излечивал физические повреждения, но не мог ничего поделать с ранами сердечными.
На следующее утро звонок на шебу Шан был лишь один, но звонивший перешел в ждущий режим, ожидая, когда она откликнется. А суперинтендант тем временем искупалась в маленьком бассейне и потом привела себя впорядок, стараясь не упустить ни одной мелочи. Никаких особых изменений заметно не было, однако Шан стала шире в плечах. Да и лицо ее едва заметно изменилось, и теперь создавалось впечатление, словно Шан постоянно пытается Сосредоточиться на чем-то важном, но всякие мелочи типа мигрени отвлекают ее. До тех пор, пока она не станет напоминать вес'хар, она справится.
Наконец, решившись, она обратилась к компьютеру:
- Что еще, Эдди? Чего тебе надо?
- Не был уверен, что вы ответите мне.
- Если ты позвонил, чтоСы в чем-то обвинить меня…
- Ни в коем случае.
- Хорошо.
- Мне жаль, что все получилось именно так, Шан. Я поступил неправильно.
- Я говорила тебе об этом.
- Но порою все ошибаются. Я же не использую людей, я лишь говорю им правду.
- А я - нет.
- Если бы я мог все изменить, я бы сделал это. Вы понятия не имеете, насколько мне жаль.
- Это ты, Эдди, рассказал обо всем Лин?
- Нет. У меня кишка тонка. Вероятно, Крис Хагель сказала ей, что смогла бы создать устойчивый вид, убрав некоторые побочные воздействия с'наатат. Например, отрегулировав продолжительность жизни.
- Ты серьезно думаешь, что, получив образец, какая-нибудь фармакологическая фирма, занимающаяся биотехнологиями, стала бы изменять паразита, который моментально прекращает кровотечение, или стала бы вырабатывать антитела, чтобы его уничтожить? Если ты так думаешь, то ты ничего не знаешь о корпорациях. Я - офицер СиДиЗОка. Даже не спрашивай меня, что я повидала.
- Я знаю. Можете мне подробно не объяснять.
- Нет. Ты не знаешь. Клонирование человека запрещено, но всем на эти запреты плевать. Этими генами разрушения все еще торгуют, несмотря на всемирный запрет. Если это возможно сделать, это будет сделано. И один Бог знает, что их может остановить.
- Шан, я видел след Юмеха. Это - без с'наатата. Думаю, что я смог бы посчитать…
Он вновь говорил как прежний Эдди. Однако почему он завел этот разговор?
- И чего ты теперь хочешь? Интервью?
Какое-то время было слышно лишь тяжелое дыхание Эдди.
- Я позвонил сказать, что Ларошфуко [42] был прав.
И связь оборвалась. Шеба защебетала, принимая повторный вызов.
Шан понятия не имела, кто такой Ларошфуко, но занесла это имя в память, чтобы потом навести справки.
В течение ближайших двадцати четырех часов команда «Фетиды» должна была отправиться домой, по крайней мере перебраться на земной космический корабль. Еще оставалось вдоволь времени, чтобы разобраться с мотивами, которые двигали Эдди.
Шан настроила шебу таким образом, чтобы она фиксировала все сообщения, уходящие с «Актеона», чтобы узнать, что Эдди собирался рассказать миру о ней или о паразите. В распоряжении Эдди были только мифы. Но мифы становятся очень правдоподобными, попади они в умелые руки.
Время от времени Шан заглядывала в шебу. Про себя она отметила, что этот день Эдди посвятил алуату, тому, как на все сто процентов, без отходов, использовать урожай сои имастерству умельцев Константина. Ни слова о Шан.
Он не использовал ее интервью, касающееся событий, участники которых давно канули в Лету. Даже в радиоинтервью с исенджи с'наатат был помянут лишь косвенно. «История войны, разыгравшейся на этой планете, ныне обросла многими легендами, пропитана пропагандой идезинформацией, впрочем, как и история любой войны, происходившей на Земле», - звучал голос Эдди за кадром. Внешне выглядело так, словно он старался преуменьшить значение с'наатата, а то ивовсе обойти скользкую тему. Но какой материал он убрал из своих репортажей?
Щелкнув шебой, Шан набрала «Ларошфуко». Плазменный экран, словно мыльный пузырь, натянутый между едва различимыми нитями, высветил длинную биографию исписок работ.
Французский классик XVII века, известный своими эпиграммами, где врезкой форме вкраткой манере излагал парадоксальную правду. Впервую очередь влюбом человеческом поступке Ларошфуко видел проявления эгоизма, лицемерия и слабости.
