Урсула Ле Гуин - Толкователи (сборник)

– Добро пожаловать под мою крышу, йоз! Могу я быть вам чем-нибудь полезен?

Сати спросила у хозяина лавки, нет ли у него крема или лосьона для сухой кожи. Он удовлетворенно кивнул и принялся что-то искать в своих бесчисленных ящичках с видом спокойной уверенности в том, что вскоре непременно отыщет нужный предмет, – в точности как Изиэзи, когда рылась в своем письменном столе.

Это дало Сати возможность прочитать кое-что из написанного на стенах, однако отвлекавшая ее от поставленной цели иллюзия движения продолжалась, и она никак не могла уловить смысл написанного. Это оказался совсем не перечень товаров, как она предполагала сперва, а какие-то рецепты или заклинания, а может, цитаты из медицинских трактатов. В основном речь в них шла о каких-то ветвях и корнях. Она распознала тот символ, который означал «кровь», однако он был снабжен неким значком, дававшим право переводить его как «стихия» или «сила природы». Может быть, это «лимфа»? Или «древесный сок»? Или философская «жизненная сила»? Без конца попадались загадочные формулы, типа «пять от трех, три от пяти». Алхимия? Медицина? Рецепты или заклятия? Она понимала лишь, что перед ней слова древнего языка, обладающие древними значениями, и она впервые ДЕЙСТВИТЕЛЬНО соприкоснулась с прошлым планеты Ака. И абсолютно ничего в этом прошлом не понимает!

Судя по довольному выражению лица хозяина лавки, ему удалось-таки обнаружить искомое. Некоторое время он просто с удовольствием рассматривал то, что в ящичке находилось, а потом извлек оттуда неглазированный глиняный кувшинчик, поставил его на прилавок и снова принялся что-то искать в длинных рядах ящиков, не имевших ни надписей, ни табличек, пока не нашел тот, содержимое которого его полностью устроило. Старик опять некоторое время молча смотрел в выдвинутый ящик, а потом извлек оттуда коробку, оклеенную «золотой» бумагой, и исчез с ней в одном из внутренних помещений. Впрочем, он скоро вернулся, держа в руках ту же коробку, горшочек, покрытый яркой глазурью, и ложку. Все это он разложил в рядок на прилавке. Потом неторопливо зачерпнул что-то ложкой в первом горшке и положил во второй, вытер ложку красной тряпкой, извлеченной из-под прилавка, и принялся спокойно и терпеливо растирать полученную смесь.

– Это сделает кору совершенно мягкой, – тихо заметил он.

– Кору? – изумленно переспросила Сати.

Старик улыбнулся и, положив ложку, погладил тыльную сторону своей ладони.

– То есть тело, похожее на дерево, да? Вы ведь это хотите сказать? – неуверенно спросила Сати.

– Ах!.. – вздохнул он с тем же выражением, с каким говорил это слово Акидан. – Ах!.. – Он подтверждал ее слова, однако слово это имело и еще какой-то специфический оттенок. Это было «да», но не совсем. Или «да, но мы, вообще-то, это слово не употребляем». Или «да, но не нужно говорить об этом». То есть «да», но с какой-то особой петлей-ловушкой.

– «В темном облаке, спускающемся с небес… раздвоенная… дважды раздвоенная…» – бормотала Сати себе под нос, пытаясь прочесть поблекшую, искусно выполненную надпись высоко на стене.

Хозяин лавки вдруг громко хлопнул одной рукой по прилавку, второй – себе по губам.

Сати даже подпрыгнула от неожиданности.

И оба уставились друг на друга. Старик уже опустил руку. Он, казалось, ничуть не был встревожен. Похоже, он даже улыбался!

– Только не вслух, йоз, – прошептал он.

Сати еще некоторое время потрясенно смотрела на него, потом спохватилась и наконец закрыла разинутый от изумления рот.

– Это просто старинный орнамент, йоз, – пояснил старик. – Совершенно бессмысленный. Просто переплетение линий. Здесь ведь старомодные люди живут. И эти люди оставляют старинные украшения на стенах, вместо того чтобы чисто их выбелить. Чтобы стены стали белыми и молчаливыми. Молчание – как снег: все исчезает под его покрывалом. А теперь, йоз и моя уважаемая покупательница, позвольте предложить вам этот бальзам: он сделает вашу кожу мягкой и позволит ей легко и свободно дышать. Не желаете попробовать?

Сати взяла на палец немножко приготовленного стариком снадобья и растерла по запястью.

– До чего приятно! – воскликнула она почти сразу. – И запах чудесный! Как это называется?

– Аромат бальзаму придает одна травка, она называется иммими, а состав – моя профессиональная тайна. Кстати, это вам ничего не будет стоить.

Сати тем временем взяла в руки горшочек и с восхищением рассматривала его. Горшочек, конечно, тоже был старинный, из толстого стекла, покрытый эмалью, с элегантной, плотно сидящей крышечкой – настоящее маленькое сокровище.

– Ох нет, нет, нет! – воскликнула она, но старик поднял к сердцу сложенные лодочкой руки, в точности как тогда Изиэзи, и склонил голову с таким достоинством, что протестовать дальше было бы просто неприлично. Сати ответила ему тем же жестом, улыбнулась и спросила: – Но почему?

– «…дважды раздвоенное дерево-молния произрастает из земли», – молвил старик почти неслышно.

Секунду спустя Сати снова перевела глаза на ту надпись и прочитала те самые слова, которые он только что произнес. Глаза их снова встретились, а еще через мгновение старик растаял в полумраке у дальней стены магазина, а Сати оказалась на улице, жмурясь от слепящего солнца и сжимая в руке горшочек с бальзамом.

Неторопливо спускаясь по лабиринту крутых извилистых улочек к своей гостинице, она размышляла.

Похоже, сперва Мобиль, затем Советник, а теперь еще и этот Аптекарь, или кем он там на самом деле является, упорно, исподволь кооптировали ее, втягивали в выполнение своих планов, даже не сказав ей, кто они и чем занимаются. Отправляйся и найди людей, которые знают разные истории, а потом обо всем доложи мне, сказал ей Тонг. Избегайте диссидентов-реакционеров и обо всем сообщайте мне, велел Советник. Что же касается Аптекаря, то он сделал ей подарок, то ли поощряя ее молчание, то ли в награду за сказанное – она так и не поняла. Скорее, последнее. Уверена она была лишь в одном: она слишком мало знает, чтобы заниматься здесь тем, чем пытается сейчас заниматься, и при этом не подвергать опасности ни себя, ни других.

Правительство Аки, желая обрести полную власть над душами и умами, поставило прошлое планеты вне закона. И Сати отнюдь не недооценивала враждебного отношения Корпорации к «старинным орнаментам», украшающим стены, и к тому, что они означают в действительности. Ведь Корпорация твердо заявила: от всех вредных и допотопных традиций, обычаев, привычек, манер, идей, объектов почитания и прочей бессмыслицы нужно непременно освободиться, ибо это гниющий труп, страшный источник заразы, который нужно сжечь дотла, а пепел зарыть в землю. И разумеется, письменность, которая помогала «зловонному трупу» сохраниться, должна быть уничтожена в первую очередь.