— Все верно. Он казался таким… спокойным… таким уступчивым. Но с самого детства, когда он угостил меня пирогом, который стащил у кухарки, и показал, где можно прятаться от гувернанток… он постоянно нарушал все правила.
— И куда более серьезные, — добавила Сесилия.
— Да. — Миранда уставилась в одну точку, куда-то поверх головы Сесилии, словно увидела там что-то, но была слишком измучена, чтобы реагировать.
— Миранда!
Женщина медленно перевела взгляд на Сесилию, но та уже прикусила язык. Хотя на лице ее отражалось все, что она хотела сказать: «Ты не можешь так легко сдаться. Ты должна держаться. У тебя семья…»
— У меня семья, — сказала Миранда тем же ледяным и спокойным голосом. — Я несу ответственность за своих детей. Внуков. Ты хочешь, чтобы я помнила об этом.
— Да… — Сесилия заговорила тише и постаралась успокоиться.
— Мне все равно. — Миранда смотрела Сесилии прямо в глаза. — Меня не волнуют дети, даже Брюн, о которой я всегда заботилась. Меня не волнуют внуки, эти ублюдки, которых мою дочь заставили родить… — Она судорожно вздохнула, и это придало особое звучание словам «не волнуют».
Сесилия молчала, ей нечего было сказать. Миранда продолжала:
— Меня вообще ничто не волнует, кроме Банни, которого я любила, несмотря ни на что — ни на возраст, ни на наше положение, ни на омоложение, ни на все то, что мы придумали, чтобы облегчить себе жизнь, сделать ее беззаботной. Всю свою жизнь, с того самого дня, когда он принес мне вишневый пирог, который мы съели на черной лестнице, откусывая по очереди… я любила его. Мне всегда казалось чудом, что он тоже меня любил. Что он прошел через испытания охотничьего сезона, которые все еще должны проходить наши молодые люди, что он не забыл меня за время моего уединения на Сайпресс Хилл и что он выбрал меня в жены. И стал отцом моих детей. И меня совершенно не волнует, что законно, прилично, а что… — Она разразилась рыданиями.
— Дорогая моя… — Сесилия неуверенно протянула руки. В течение многих лет Миранда в ее представлении оставалась деликатной фарфоровой статуэткой, такой же, как ее родная сестра и вообще все женщины этого типа. С такими женщинами Сесилия всегда соблюдала правила этикета: До них можно было дотрагиваться только кончиками пальцев, слегка прикасаться к щеке при приветствии. Но сейчас Миранда не отпрянула, наоборот, склонилась к Сесилии, словно та была ей матерью или теткой.
Миранда никак не могла успокоиться, у Сесилии даже спина затекла от неудобного положения. Наконец Миранда взяла себя в руки.
— Проклятие! — сказала она. — А я-то думала, что все позади.
— По-моему, ты никогда не сможешь об этом забыть, — ответила Сесилия.
— Нет. Конечно нет. Но нужно же продолжать жить. Ты права, я обязана это сделать. Но я даже не представляю как.
— А твои советчики…
— Стервятники. — Миранда искоса посмотрела на Сесилию и слегка отодвинулась от нее. Сесилия вcтала на ноги и потянулась. — Ты никогда не была замужем и потому, скорее всего, даже не представляешь, насколько все запутано. Твое имение целиком и полностью принадлежит тебе…
— Если не встревают мои грозные родственнички, — вставила Сесилия. Она слишком хорошо помнила, как сестра пыталась заставить ее изменить завещание. Юридические дрязги тянулись не один год.
— Верно. Банни оставил мне наследство в разных сферах. От чего-то я сразу отказалась. Политика…
— Но ведь никто не ожидает от тебя, что ты займешь место Спикера…
— Нет. — В голосе Миранды прозвучала обида. — Все считают, что в политике я ничего не смыслю. Хотя это не так, я многое знаю и понимаю, и вполне могла бы стать преемницей Банни, если бы никто не мешал.
Сесилия едва сдержалась, чтобы не раскрыть рот от удивления. Миранда — политический деятель? Потом она вспомнила Лоренцу. Что ж, это был прекрасный пример женщины-политика. Сесилия даже содрогнулась, потом снова села и налила себе еще чашку чаю.
— Лоренца, — Миранда снова, как эхо, повторила мысли Сесилии. — Мы с ней часто пробовали разыгрывать различные политические ситуации… Но тебе это будет неинтересно, Сесилия, если, конечно, ты не проведешь аналогию с миром лошадей… представь себе, что ты скачешь верхом на очень крепкой и тренированной лошади, которая презирает тебя, но согласилась, имея на то свои причины, слушать тебя и повиноваться.
— Однажды со мной произошло нечто подобное, — ответила Сесилия, надеясь, что Миранда сменит тему разговора.
Но та шикнула и продолжала:
— Сейчас речь не о лошадях. Ты когда-нибудь фехтовала?
Фехтовала. Она задумалась, что это может значить. Что-то похожее встречалось ей недавно, кажется, в «Словаре навигационных терминов космопилота», но вряд ли Миранда говорит о космическом пространстве.
— Это старинный вид спорта, — продолжала Миранда. — Он берет свое начало от древнего вида боевого искусства. Драка на шпагах, иначе фехтование.
— Нет, я никогда не фехтовала. — Сесилия чувствовала себя идиоткой. Она только что потратила битых полчаса на то, чтобы успокоить вконец расстроенную женщину, и вот теперь ее расспрашивают, как последнюю школьницу, о виде спорта, который ей всегда казался бессмысленным.
— Тебе стоит попробовать, — сказала Миранда, встала и стала нервно прохаживаться по комнате. Она дотрагивалась до окружавших ее предметов, как будто двигалась на ощупь. Портьеры, письменный стол, стул. — Прекрасно дисциплинирует, к тому же может пригодиться на борту космического корабля.
— Что может пригодиться? Шпаги? — В голосе Сесилии прозвучало удивление. Неужели Миранда сошла с ума? Сначала слезы, потом разговоры о политике, теперь вот шпаги?
— Меньше разрушений, — ответила Миранда. — Если нужно только убить людей, зачем портить корабль?
Так и есть, она лишилась рассудка. Может, недоброкачественные омолаживающие препараты? За такую красоту рано или поздно приходится платить.
— Сесилия, я не сумасшедшая. Не… совсем сумасшедшая. Конечно, я разбита, обезумела от горя, но я не лишилась рассудка. Если бы ты была знакома с фехтованием, то поняла бы: то, чем мы занимались с Лоренцей, похоже именно на фехтование. То же самое происходило между Банни и ее братом Пирси, но… нет. Ты не поймешь.
Сесилия почувствовала, что начинает сердиться. Она плотно закрыла глаза и сказала:
— Миранда. Я знаю, у тебя большое горе. Тебе нужно выплакаться. Только, пожалуйста, прекрати разговаривать со мной, как с глупой школьницей…
— Но ты такая и есть, — ответила Миранда тем же холодным бесстрастным голосом. — И всегда была такой. Ты так и не повзрослела, совсем как Брюн.
Непонятно, почему Банни послал Брюн именно к тебе. Это ведь смешно…
