Она подумала, что начинает с чистого листа. В инфосети не нашлось ни одного упоминания о миниатюрной гексапуме с руками. Она даже воспользовалась связью отца с Лесной Службой, чтобы сравнить изображение с ее камеры со всеми известными видами Сфинкса, и снова впустую. Никому больше не удалось получить изображение его (или, быть может, ее) родственников или даже загрузить их устное описание в планетарную базу данных, что рассказывало об их сообразительности не меньше, чем плетеная сеть налетчика. Планета большая, но если судить по распределению краж сельдерея, эти существа должны быть распространены так же широко, как колонисты Сфинкса. Они могли оставаться необнаруженными пятьдесят с лишним земных лет лишь при условии, что они намеренно избегали людей… а это говорило о мотивированной реакцией на присутствие колонистов и на существование речи. Такая успешная игра в прятки свидетельствовало об обдуманном, сознательном, общем для всех образце поведения, а как бы они добились такой слаженности, не имея возможности общаться друг с другом? Значит, они применяли не только орудия, но и язык, а с их небольшим размером это было еще более поразительно. Тот, что видела Стефани, длиной был не большой шестидесяти сантиметров, а весом – тринадцать-четырнадцать килограммов. Еще никому не удавалось повстречать разумную расу с такой маленькой массой тела.
К этому Стефани пришла без особой сложности. К сожалению, продвинуться дальше не удавалось, не получив больше данных, и впервые на своей памяти она не знала, как их добыть. Она была первой в своем классе, возможно, прошла бы в финальный раунд планетарного чемпионата по шахматам и принималась за большинство проблем с абсолютной непоколебимостью, но на сей раз она была в тупике. Она изучила все, что было доступно, и если ей нужно больше информации, то придется самой доставать ее. Это подразумевало исследование в полевых условиях, но каким образом одиннадцатилетняя девочка, пообещавшая родителям, что не будет шататься по лесу в одиночку, сможет собрать сведения о совершенно незнакомой расе, не рассказывая никому о том, что эта раса вообще существует?
В некотором отношении, она даже была рада, что ее мать была так связана своими нынешними проектами, что не могла отправиться в обещанные походы на природу. Стефани была благодарна матери за предложение, хотя уже тогда сознавала, что в присутствии мамы вряд ли сможет проделать насыщенную исследовательскую работу, по которой так томилась.
Поэтому, вероятно, получилось не очень удачно, что отец, пытаясь утешить ее «разочарование» материнским распорядком, решил отвлечь ее и возобновил уроки полетов на дельтаплане, прерванные отъездом с Мейердала. Стефани любила острые ощущения от полета, даже несмотря на аварийный антиграв, на котором «на всякий случай» настаивал отец, и не было учителя лучше Ричарда Харрингтона, которые трижды проходил в финал континентального соревнования по дельтапланеризму на Мейердале. Но время, которое она тратила на полеты, могло быть потрачено на расследование ее захватывающего открытия, а если она не будет заниматься уроками – и выказывать удовольствие от них – родители заподозрят, что у нее на уме что-то еще. Хуже того, папа настоял на том, чтобы для уроков летать в Твин Форкс. Это имело смысл, так как, в отличие от мамы, он должен быть доступен для связи двадцать пять часов в сутки, а Твин Форкс был связующим центром для всех местных поместий. Из города он мог легко добраться до любого из них, а проводя там занятия, он мог завербовать на место помощников учителя еще двух-трех родителей с опытом дельтапланеристов и предлагать уроки всем местных детям. Именно такую щедрость Стефани привыкла ожидать от него, но в результате эти занятия не только поглощали львиную долю ее свободного времени, но и уводили ее на восемьдесят километров от того самого места, где она жаждала начать изучения, которые пообещала родителям не предпринимать.
Она пока на нашла решения своих проблем, но была полна решимости добиться этого – при этом не нарушая ее обещания, какие бы дополнительные трудности это не вызвало. По крайней мере, назвать новую расу оказалось нетрудно. Они выглядели как сильно уменьшенная версия «гексапумы»; как и в «гексапуме», в них чувствовалось (наверное, неизбежно), что-то кошачье. Разумеется, Стефани знала, что «кошачий» относилось только к определенной ветви эволюции Старой Земли, но в течение веков стало традицией применять земные названия к инопланетным видам (как тот сфинксианский «бурундук» или «квази-сосна»). Большинством считалось, что такой обычай родился из-за ностальгии или желания иметь что-то привычное в чужеродной обстановке, но, по мнению Стефани, причиной, скорее всего, была лень, поскольку благодаря этой привычке людям не приходилось придумывать новые ярлыки для всего, что они обнаруживали. Несмотря на это, принявшись раздумывать об именах, она пришла к выводу, что «древесный кот» – единственно возможный вариант, и надеялась, что систематики так это и оставят, когда она объявит о своем открытии общественности, хотя и подозревала, весьма хмуро, что ее возраст будет работать против нее в этом отношении.
А если она разберется, как изучать древесных котов, не нарушая своего обещания – а это условие обязательно, как бы сильно ей не хотелось продолжать – то, по крайней мере, она знает, где начать искать. Она не понимала, откуда взялось это знание, но была совершенно уверена, что, когда придет время, она будет знать, куда именно идти.
Она закрыла глаза, вытащила из-под головы одну руку и указала ею, затем открыла глаза, чтобы посмотреть, куда был нацелен указательный палец. Направление слегка изменилось со времени последней проверки, и все же у нее не было и тени сомнения, что она указывала прямо на древесного кота, который ограбил теплицу ее матери.
А эта способность, подвела она итог, являлась самым необычным – и самым интересным – во всей этой истории.
Марджори Харрингтон закончила описание своей последней микробоустойчивой породы тыквы, закрыла файл и со вздохом откинулась в кресле. Кто-то из фермеров Сфинкса утверждал, что будет гораздо проще и быстрее придумать что-нибудь, что истребит микробов. Такая мысль, казалось, всегда приходила в голову тем, кто сталкивался с подобными проблемами, и порою Марджори была готова признать, что это было не только простейшим, но и самым недорогим и экологически здравым решением. Особенно тогда, когда данный паразит сам по себе был новым видом, новой мутацией, а не старой, привычной частью экосистемы. Но в данном случае они с администрацией планеты категорически возражали, и ее окончательным решением – разработка которого, как она признавала, заняла дольше, чем могло занять более агрессивное решение – было не заниматься микробом, а выбрать наименее масштабную из трех возможных генетических модификаций растения. На планете, чью биосистему люди еще не полностью изучили, всегда разумно как можно больше ограничивать воздействие на эту биосистему, поэтому она предполагала, что сельскохозяйственные картели и администраторы министерства внутренних дел будут весьма довольны ее решением, несмотря на стоимость всех дополнительных часов, вложенных в этот проект.
