— А ты как думаешь? — Мощь, неизмеримая и неисчерпаемая, спокойствие, неуловимая благожелательность и, наконец, бесконечное терпение мудрого отца к своему непоседливому ребенку.
Я долго не мог привыкнуть к такой окраске нашего разговора, в это время я уже что-то значил в звездном мире, а здесь я поневоле становился всего лишь учеником, пусть талантливым, самостоятельным, но все-таки учеником. Он никогда не давал мне этого понять, но как-то это само собой получалось. И сейчас, когда его уже нет рядом, я часто жалею, что иногда так вел себя с ним. Я тогда пытался прозондировать его, проникнуть внутрь, но он этого, казалось, и не замечал вовсе. Это больно било по моему самолюбию, хотя я сам относился к этому с большой долей самоиронии: вот я — практически всемогущий, а вот на тебе — нашла коса на камень. Как мальчишка, я каждый раз пробовал все новые и новые варианты и возможности, и каждый раз получал щелчок по носу. В конце концов, это стало традицией, что ли. Я понимал, что это глупо, но никак не мог отказаться от попытки снова и снова попробовать победить его. Нет, не победить, это было просто невозможно, а хотя бы понять, разобраться, кто он такой, откуда пришел в этот мир и чего он хочет. И как же мало он мне рассказывал, просто указывал путь, и даже не путь, а подсказывал направление, а дальше предоставлял все делать самому. И я делал, иногда «обдирая руки до живого мяса». После некоторых его «уроков» у меня появлялись седые волосы, да что там волосы, целые пряди. А его привычка уходить от прямых вопросов и отвечать вопросом на вопрос могла взбесить кого угодно, и даже Лео иногда непроизвольно вздыбливал шерсть и начинал тихонько беззвучно ворчать, блестя в этом густом сумраке белизной клыков, а Хеос начинал нервно скользить по моему телу.
А ему было все равно, он не брал это все в расчет, он учил нас как щенков, как слепых котят. А я тогда злился и обижался на него за такую манеру разговора, за его привычку жить в полном мраке и никогда-никогда не показываться нам. Я так никогда и не видел по-настоящему его, кто он был, как по-настоящему выглядел. Я спрашивал об этом и у Лидинга, и у Флейтиста, но они или не знали, или не хотели говорить.
— Ну, так что же ты молчишь? — Мягкое, но мощное воздействие его разума невозможно было игнорировать.
— А что говорить даром, если я просто не знаю, что говорить! Ты посылаешь меня, как пожарника, тушить все эти мыслимые и немыслимые пожары, каждый раз заставляешь заниматься чем-то конкретным, а потом спрашиваешь, вижу ли я, во имя чего это делается. — Я непроизвольно вздохнул. — Я могу только догадываться о твоих целях…
— Нет, — здесь он перебил меня, чего практически ни разу не случалось. — Не мои цели, а твои, теперь только твои. Я ухожу. Вернее, все мы уходим.
— Как…? Уже… Куда…?— Ничего большего в эту минуту я спросить не мог, настолько я был поражен, потрясен.
Он не ответил.
— Куда вы уходите и почему? — Опять тупо повторил я. Рядом безмолвно застыл Лео. — Это невозможно.
— Возможно, возможно, все возможно, даже такие, казалось бы, нереальные наши встречи с тобой. Помнишь, один ваш мудрец носил украшение со словами «Все пройдет», в этом есть смысл, все проходит, все меняется, но никогда не исчезает бесследно. — Он опять не ответил на вопрос и вдобавок еще и поменял тему разговора. — Ты не задумывался, почему тебя называют Олфином, а многие еще и Хранителем? А спрашивал ли ты себя что и кого ты должен Хранить, почему таким уважением во всем звездном мире пропитано это понятие? Почему все, кого ты встречал на своем пути, даже враги, с таким уважением относятся к тебе?
— Просто одни благодарны мне за то, что я для них сделал, а другие боятся.
— Ну, это очень уж простое объяснение, так сказать, верхний слой, обыкновенная наносная мишура, главное ведь не в этом, ты знаешь, я в этом уверен. Недаром я столько возился с тобой, мальчишка.
Здесь передо мной мгновенно пронеслась вереница образов: Флейтист, Лидинг, друзья, враги, целые вереницы событий, и в конце сверкающая корона ОП.
Ошеломленный всем услышанным и увиденным, я молчал.
Мгновенье молчал и он, а потом словно все взорвалось и выплеснулось наружу. И я охватил своим взором весь мир, все мирозданье, проник в каждую пылинку, в каждую клетку, в каждое существо, стал одновременно бесконечно малым и невообразимо огромным. Я был везде, я был всем и каждым. Где-то далеко-далеко, на самом краю своего сознания я ощущал присутствие Лео и Хеоса, даже здесь мы были рядом.
— Ты видишь? — Опять ворвался в мое сознание его голос. — Это жизнь, везде жизнь! Разная: живая и неживая, белковая, кремниевая, полевая…, всякая, многообразная. Если присмотреться внимательно, то все формы связаны между собой крепкой нитью, хотя на первый взгляд это кажется невозможным. Ты должен уметь видеть эту связь, и восстанавливать ее там, где она порвалась, и укрепить, где истончилась.
— Ну а дальше, в чем же конечная цель всего этого?
— Не так быстро. — Он помолчал, потом опять продолжил. — Мне одновременно и жалко тебя и завидно тебе, как много у тебя будет дел, иногда интересных, иногда тяжелых и даже страшных, но чаще всего самых обыкновенных для тебя.
— Ну а дальше, дальше что? — жадно продолжал настаивать я.
Я понимал — это его прощальная речь, еще одно неуловимое мгновенье, другое — и он исчезнет, его не станет. Он уйдет, растворится в необъятном, а я останусь один, сам, посередине этой кромешной тьмы с огромной кучей проблем и загадок, без всякой поддержки за своими плечами. Я почувствовал себя таким маленьким и беззащитным…
— Ну не все так мрачно, не забывай, что ты не один. Оглянись, у тебя много друзей, все они рядом с тобой и готовы всегда прийти к тебе на помощь, если будет надо.
Я оглянулся и увидел горящую во тьме огромную золотистую стрелу Транспортника, нашептывал мне слова утешения Хеос, рядом был теплый мохнатый бок Лео, где-то невообразимо далеко и все же рядом пока находились Лидинг и Флейтист, и еще многих, очень многих смог вспомнить я в это мгновенье.
— Да и сам ты уже кое-чего стоишь. Ты окреп и закалился, но при этом не утратил своего живого сердца. Мы не ошиблись в тебе. А теперь прощай.
— Но как же...? — Я уже не успел спросить его, просто почувствовал, что Тот Кто Принимает Решения ушел, рядом со мной никого нет. Только черный мрак космоса. Мы остались одни, совсем одни…
…И где-то далеко-далеко, в самой гуще мрака, там, куда не попадает ни один луч света, в царстве абсолютного холода и мрака, нескончаемого, неисчерпаемого все осталось как прежде: тишина и спокойствие на сотни миллионов световых лет. Все было также, как и прежде, да только вот кого-то все же не стало. Кто-то исчез бесследно, навсегда. Может быть, перенесся в иные миры, другую вселенную, может быть, просто устал, вздохнул и исчез. Кто знает? Был и ушел, да и был ли вообще? Может, приснилось все это.