Вот так и получилось, что около полудня Илья оказался в Архангельске. Все-таки надо было напоследок увидеться с Аней, да и смысла проводить в казарме эти несколько часов до отлета он не видел.
Прошелся пешком по малолюдным в зимний рабочий день улицам, приводя в порядок мысли. Постоял немного на набережной, любуясь пейзажем, но вскоре не выдержал и вынужден был уйти — пронизывающий зимний ветер не располагал к неспешным прогулкам и размышлениям. Морозу и холодному влажному ветру не было дела до того, что Илья скоро покинет планету и хочет напоследок побродить по городу. Пришлось вызывать такси и ехать в университет.
Илья предполагал, что встреча с Аней будет довольно-таки тяжелой. Все же он так и не поехал к ней встречать Новый год, да и после праздника пропал с горизонта (мобильной связи в спецчасти не было). Но все оказалось наоборот — Аня была ему очень рада, по крайней мере, в первый момент.
— Илюша! — увидев парня, девушка сама бросилась к нему на шею. — Я уже думала, тебя опять забрали в армию. Как хорошо, что ты здесь! Ты за мной, ты мне поможешь?
— Нет, я попрощаться, — не стал врать офицер. — Меня снова мобилизовали.
Взгляд девушки сразу как-то потускнел, радостная улыбка медленно сменилась тревожным выражением лица.
— Извини, я просто подумала… Ну ты же не такой, как все. Офицер, связан с чем-то до ужаса секретным. Я решила, что уж тебя все эти дела с комитетом больше не коснутся… Мне страшно, Илюша, происходят ужасные вещи.
— Я мобилизован не Комитетом полезности, — ответил Илья. — Аня, что случилось?
— Ты разве не знаешь? Сейчас это везде, — сказала Аня, — с третьего января понизили коэффициенты полезности студентов и бюджетников. У нас нескольких парней отчислили, даже до сессии не допустили.
— Понятно. Похоже, я о многом еще не знаю. Аня, я мобилизован с первого января. Сразу попал в часть и о том, что происходит извне, ничего не слышал, — слегка покривил душой Илья. О январском понижении коэффициентов полезности студентов и определенных категорий служащих он слышал, но ничего конкретного, конечно, не знал. Точнее говоря, в свете последних событий, происходящих лично с ним, Илью эта новость вообще не волновала.
— Так что случилось, Анюта? Тебя отчисляют? Или ты что, переживаешь за кого-то из этих парней!?
— Нет, конечно. Илья, у меня беда с папой! Он не прошел по полезности…
— Так, дорогая, давай не будем говорить здесь. У вас есть место, где можно присесть и поговорить?
— Кафетерий должен работать, — неуверенно пожала плечами девушка.
— Вот туда и пойдем. Сядем, возьмем кофе, и ты мне все по порядку расскажешь.
После двух чашек довольно гадкого на вкус, но крепкого кофе из студенческого кафетерия Илья начал примерно представлять себе, что произошло. Аня рассказывала сбивчиво, путаясь и переходя с одного на другое, но в целом картина складывающихся событий была Илье понятна.
Второго января вышел указ президента о пересмотре коэффициентов полезности, после которого многие еще вчера вполне себе уверенные в завтрашнем дне люди оказались либо у черты или уже за чертой. Коэффициенты полезности не изменились у федеральных госслужащих, работников и руководства промышленных и сельскохозяйственных предприятий, людей, обслуживающих добывающую и транспортную инфраструктуру страны. Бизнес тоже почти не пострадал, понижение коэффициентов коснулось в основном работников, занятых в его маловажных сферах, вроде персонала салонов красоты или многочисленной армии охранников в супермаркетах. А вот по бюджетникам низкого и среднего ранга новый указ ударил прилично. Логика государства была понятной — в условиях противостояния Российской Федерации требовались рабочие руки в реальной экономике. А с ними-то как раз была проблема. Вот государство и решило слегка изменить структуру занятости и переместить часть бюджетников от письменного стола к станку. Всем попавшим под понижение коэффициентов полезности тут же предлагались курсы по переподготовке и место в реальной экономике.
В указе подчеркивалось, что все эти меры временные, на период обострения международной обстановки, когда опасность пройдет, все смогут вернуться к прошлой работе и образу жизни. Гарантировалось восстановление на прежнем рабочем месте. В медиасети вдруг появились ролики социальной рекламы, призывающие не увиливать от исполнения долга перед родиной.
Впрочем, Ане сейчас было не до происходящих в масштабе страны перемен. Ее гораздо больше заботили личные проблемы. Выглядело все достаточно печально — мораторий на пересмотр коэффициентов полезности вне зависимости от работы и должности касался только женщин с несовершеннолетними детьми. Ее семья — папа, мама и сама Аня в эту категорию никак не попадали. И как раз ее отца, работающего в центральной городской библиотеке на Троицком проспекте, пересмотр коэффициентов полезности бюджетников затрагивал напрямую. Мама Ани, топ-менеджер в фирме, занимающейся продажей медицинской техники, зарабатывала неплохо, низкая зарплата мужа для семьи не была проблемой, тем более что ее отец был человеком мягким, домашним и выполнял большую часть семейной работы, в то время как жена постоянно пропадала на работе. Впрочем, Анину семью подобный порядок вещей устраивал, а сама Аня любила своего папочку безумно. Еще бы, в основном ее воспитанием занимался отец, даже декретный отпуск по уходу за ней брал именно он. И все было так хорошо, до указа. А вот теперь ее отцу по предписанию Комитета полезности требовалось бросить любимую библиотеку, пойти на краткосрочные курсы работы со станками с ЧПУ и ехать работать куда-то на завод за триста километров от города. После этих известий интеллигентнейший Анин папа слег в постель, пил валерьянку и нервно вздрагивал, услышав слова «завод» и «станки». Трагедия была нешуточная.
В свое время, полтора десятка лет назад, граждане одобрили введение коэффициентов полезности и Комитета полезности, думая, что это коснется лишь бомжей, алкашей и зарвавшихся коррупционеров. Никто и не думал протестовать против изменений в конституции, закрепляющих эту практику, — в тот момент общество молчаливо согласилось с пересмотром социального договора, превращающего свободных граждан фактически в крепостных. А вот осознание этого факта пришло лишь сейчас, когда государство своим правом начало пользоваться всерьез. И теперь у гуманитария в третьем поколении в голове просто не укладывалось понимание того, что его вот так просто могут взять и отправить на завод, только потому, что государству так нужнее.
Поэтому девушка и приняла Илью за своего спасителя. А как же — офицер, связан с какими-то секретными делами, о которых ей и говорить нельзя. Звонит и договаривается о встрече как раз тогда, когда проблема встала очень остро, и ничего более важного просто нет. Значит, может помочь, зачем же еще? О том, что оторванный от мира в своей спецчасти парень просто не в курсе происходящего, она и подумать не могла. Каким образом Илья решит проблему, Ане было, в общем-то, все равно — надеяться ей было больше не на кого.