Артур Дент дрожал. Он понятия не имел, что его ждет, но знал одно — все, что с ним произошло до сих пор, ему не понравилось, и не похоже, чтобы что-то изменилось к лучшему.
Воген начал читать. Это был небольшой стишок, написанный сразу после того, как его подруга ушла, громко хлопнув дверью.
— А ты обдрыг сегорда не марла… — начал он. Форда затрясло. Это было хуже, чем ожидал даже он.
— А я так мрал, балурился и хмарил…
— Аааааааааааааааааааааааааааааааррpppррх! — кричал Форд Префект, извиваясь от непереносимой боли. Сквозь слезы он видел, как бьется в кресле Артур. Форд сжал зубы.
— Что вот обдрыг… — продолжал безжалостный воген, — взбурмят варлабола, варлабола… Его завывающий голос стал невыносимо визглив. Чувства били фонтаном.
— И ты взофрешь в отвахренные чвари!
— Не-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-т! — завопил Форд, и его скрутило, когда усиленная электроникой последняя строка прошила мозг — от одного виска к другому. Он затих.
Артур лежал мешком.
— Ну что ж, землюдки, — промурлыкал воген (он не знал, что Форд Префект на самом деле с маленькой планеты в окрестностях Бетельгейзе, а если бы и знал, ничуть бы это его не взволновало), — я предоставлю вам право выбора! Или умереть в открытом космосе, или… (мелодраматическая пауза) сказать, понравились ли вам мои стихи!
Он откинулся на спинку огромного кресла, похожего на летучую мышь с расправленными крыльями, и посмотрел на своих пленников. Он снова растянул губы в неком подобии улыбки.
Форд тяжело задышал. Он провел иссохшим языком по запекшимся губам и застонал.
Артур бодро заявил: — В общем и целом, весьма неплохо.
Форд открыл рот и повернулся в сторону Дента. Такое ему в голову просто не приходило.
Воген удивленно поднял правую бровь, которая до этого успешно скрывала его нос, что картины отнюдь не портило.
— Продолжай… — промурлыкал он, немало пораженный словами Артура.
— Да-да, — продолжал Артур. — Мне кажется, некоторые новаторские образы были весьма удачны.
Форд все еще не мог закрыть рот, пытаясь перестроить мысли на этот совершенно новый лад. Неужели им действительно удастся прорваться?
— Дальше… — Воген был заинтересован.
— М-м… и… э-э… интересное ритмическое построение, — продолжил Артур, — которое контрапунктом вторит… м-м… э-э… — он запнулся.
Форд, наконец, отважился и бросился на выручку. — И контрапунктом вторит сюрреализму скрытой метафоры… э-э… — Он тоже запнулся, но Артур был наготове.
— … метафоры смятенной и тонкой души поэта, человека…
— Вогена, — прошипел Форд.
— Ну да, вогена (прошу прощения), — Артур оседлал привычного конька и залился соловьем, — … отважно осмелившегося погрузиться в глубины космического сознания и тайного знания. Он применяет оригинальные формы стиха, смело экспериментирует. Особенно ему удаются лирические описания чувств героев в момент прикосновения к глубинным тайнам мироздания, к секретам, столь давно скрытым от чьего-либо глаза… — (Голос его окреп и зазвенел. Близился великолепный финал.) — … и читатель проникается грандиозностью того… того… э-э… (Неожиданно он сбился с мысли.) Форд пришел ему на выручку с coup-de-grace:
— Того, о чем бы ни была эта поэма! — выкрикнул он.
Углом рта он прошептал в сторону Артура: — Отлично, Артур, просто неподражаемо!
Воген пристально рассматривал их. На минуту забылись все удары по вогенской культуре (и поэзии, в частности), но нет! Нет, подумал он — слишком поздно, и слишком неубедительно.
Когда он заговорил, атмосфера наэлектризовалась, словно кто-то чесал черную кошку нейлоновой щеткой.
— Так значит, вы считаете, что я пишу стихи потому, что в душе, несмотря на свою отвратительную безжалостную наружность, я просто хочу, чтобы меня любили… — Он помолчал. — Так?
Форд нервно рассмеялся. — Ну, в общем, да, — сказал он, — ведь наверно, все мы, глубоко в душе, знаете… э-э…
Воген поднялся.
— Нет! Ты абсолютно неправ, — сказал он. — Я пишу стихи только для того, чтобы доставить своей отвратительной безжалостной наружности побольше удовольствия. Я все равно выброшу вас за борт. Дневальный! Доставить этих в шлюз номер три и вышвырнуть!
— Что? — возопил Форд.
Здоровенный дневальный отстегнул ремни и, как котят, вытащил жертв поэтического сеанса из кресел. Сначала он подхватил подмышку Форда, затем проделал то же с Артуром.
— Вы не можете выбросить нас за борт! — вопил Форд. — Мы пишем книгу!
— Сопротивление бесполезно! — проорал в ответ дневальный воген. Это была первая фраза, которой он научился, когда пришел на флот.
Капитан смотрел на все это, и, казалось, мысли его гуляют где-то очень-очень далеко. Потом он отвернулся.
Артур дико озирался.
— Я не хочу сейчас умирать, — кричал он. — У меня еще болит голова! Я не хочу отправляться на тот свет с головной болью! В этом нет ничего приятного!
Дневальный стиснул их покрепче, и, поклонившись капитану, вытщил с мостика. Стальная дверь закрылась, и Простетник Воген Джелц снова остался один. Он тихонько мычал что-то себе под нос, поглаживая записную книжку. — Хм, — проговорил он, — … контрапунктом вторит сюрреализму скрытой метафоры… — Он обдумал это, и с угрюмой ухмылкой закрыл книжку.
— Просто смерть — это еще слишком хорошо для них, — заявил он.
Длинный бронированный коридор отзывался эхом на беспомощное барахтанье двух гуманоидов в резиновых объятьях вогена.
— Великолепно, — ныл Артур. — Ужасно! Отпусти, скотина!
Воген не останавливался.
— Не беспокойся, — сказал Форд. — Я что-нибудь придумаю. Особой убежденности в его голосе не было.
— Сопротивление бесполезно! — проревел дневальный.
— Пожалуйста, перестаньте, — заикаясь, проговорил Форд. — Невозможно сохранить интерес к жизни, когда вы так говорите.
— Господи, — Артур не замолкал, — он говорит об интересе к жизни, а между прочим, его-то планету не снесли сегодня с самого утра. Я проснулся и думал, что славно отдохну, почитаю немного, выкупаю собаку… И вот на часах четыре, а меня выбрасывают из инопланетного корабля за шесть световых лет от дымящихся руин моей родной планеты… — Конец этого монолога получился скомканным, потому что воген вдруг стиснул Артура посильнее.
— Все в порядке, — сказал Форд, — только не паникуй!
— Кто сказал, что я паникую? Я просто еще не освоился! Подожди, вот я освоюсь, и пойму, что к чему. Вот тогда я и начну паниковать!
— Артур, не впадай в истерику. Заткнись! — Форд отчаянно пытался что-нибудь придумать, но ему мешал рев дневального.
