– Достаточно, – прошептал Пикар, устало посмотрев на висящую за бортом «Энтерпрайза» космическую станцию.
Его рука непроизвольно вытерла выступивший на лбу пот.
Итак, Дженифер Сиско, лейтенант. Жена Бенджамена Сиско, мать Джейкоба Сиско. А сколько их таких всего на сорока звездолетах?
–…Помни, борги, а не ты, совершали преступления. Ты хотел остановить их. Ты пытался…
–…Да, я пытался, но у меня ничего не получилось. Именно мои знания они использовали для того, чтобы убивать моих друзей и сослуживцев так быстро, так беспощадно…
Собственная беспомощность – самая страшная сторона во всей этой личной трагедии. Жан-Люк никогда не сомневался в своих силах, в своей воле, он всегда мог контролировать свои мысли и действия. Он с детства хотел командовать космическим кораблем и на пути к этой цели преодолевал все возникавшие преграды. Но вот перед боргами не выстоял. С болью и бессилием наблюдал он со стороны за тем, как борги использовали его тело, его голос для того, чтобы запугивать землян, а его мозг и ум для того, чтобы убивать их. Да, за его гордыню невозможно было придумать наказания страшнее, чем беспомощность в такой ситуации.
Вскоре после трагедии советник Трой сообщила Пикару, что он уже не является беспомощным. Тем не менее, Пикар не мог вычеркнуть из истории Звездного Флота факт своего предательства землян. Не мог же он вернуть к жизни Дженифер Сиско и всех остальных.
Все так. Зато теперь он может найти способ помочь Бенджамену Сиско и его сыну.
Пикар поднялся. Пусть его личный опыт встречи с боргами отличался от опыта Сиско, но он понял кое-что из того, что пришлось пережить этому человеку. Самому Пикару пришлось бороться с демонами прошлого, и эта борьба едва не привела его к отставке.
Он надеялся, что Бенджамену Сиско удастся справиться с этими демонами. Иначе Звездный Флот потеряет одного из блестящих офицеров.
Но независимо от того, останется ли Бен Сиско служить или уволится, он, Жан-Люк Пикар, сделает все возможное, чтобы молодой Джейкоб Сиско ни в чем не нуждался и достиг блестящей карьеры. Пикар поможет им обоим. Да, он сделает все, что в его силах.
Пару минут Жан-Люк смотрел на экзотический кардасианский дизайн космической станции, потом повернулся к ней спиной и вышел.
В дежурном помещении космической станции Одо сел за стол и полностью сосредоточил свое внимание на выданной компьютером информации. На это время он совсем забыл о ференджи Кварке, который с подчеркнутой робостью присел на стул против Одо.
Одо не любил Кварка. Он вообще не питал теплых чувств к ференджи, поскольку не разделял их нормы и правила жизни. Для ференджи обман и воровство – обычное дело. Кварк усердствовал в этом больше других. Но Одо свято верил в справедливость и честность. Иначе он не мог жить, как не мог жить, скажем, без еды и питья. У ференджи его жизненные правила вызывали чувство ненависти, которое он переносил на самого Одо. Не вызывало сомнений, что Кварк при первом же удобном случае охотно вонзил бы Одо нож в спину.
А вообще-то Одо с неприязнью относился ко всем, за исключением Киры. С этой женщиной он прекрасно ладил, потому что она, как и Одо, верила в честность, доверяла честным и не любила тратить время на вежливые, неискренние слова и протоколы. Кира – надежная женщина.
Теперь появился командор Сиско. Одо не знал, что он из себя представляет и как следует к нему относиться? Он заметил, с каким удивлением Сиско наблюдал за изменениями Одо своей формы. Но командор не задал ни одного вопроса. Как отнестись к молчанию командора: с обидой или же с признательностью? Во всяком случае, командор проявил интерес к системе охраны станции.
Одо любил размышлять о себе самом. Он не помнил, где и при каких обстоятельствах он появился на свет. Существ себе подобных он не знал. По рассказам, лет пятьдесят назад бахориане нашли его на борту инопланетного корабля в районе астероидного пояса Денориоса. Взяли к себе и воспитали, как бахорианца.
Его истинная форма, которую он принимал каждую ночь, представляла собой нечто расплывчато-студенистое. Но для того, чтобы работать на станции, он каждое утро принимал форму бахорианца. А вот скопировать внешность человека как следует ему никогда не удавалось: черты лица получались расплывчатыми. Вот и сейчас, он знал, его скулы, нос и то место, которое называют переносицей, выглядели не лучшим образом. Возможно, сложность заключалась в чрезмерно частом принятии им образа гуманоида.
О своих предках Одо мог предположить только одно: справедливость являлась самым главным принципом их жизни. Не случайно же это передалось его сознанию. Вероятно, тяга к справедливости в их расе передается генетически.
Одо не мог выполнять другую работу, кроме работы охранника. При кардасианах он выполнял на станции обязанности бахорианского полицейского. Руководство Звездного флота разрешило ему работать на прежнем месте, потому что никто не знал станцию так хорошо, как он. От своей работы Одо испытывал чувство удовлетворения, но ему совсем не нравилось, если кто-то начинал указывать ему, как нужно выполнять обязанности охранника. Если новый командор будет давать ему указания, что следует делать, а что нет, то это вызовет у Одо чувство разочарования. Даже кардасиане сообразили отдать ему на станции бразды правления по части охраны и не мешали своими указаниями.
Одо скептически относился к законам, зная, что законы приходят и уходят, что где-то приживаются, а где-то отвергаются. А вот дух справедливости бессмертен. Одо не мог обманывать, поступать несправедливо. В нем жил дух справедливости.
Кира предупреждала его о бездумных законах Звездного Флота, и Одо предполагал, что командор Сиско станет неукоснительно соблюдать их. Он уже заранее настроился на то, что не будет любить нового командора.
Но Сиско удивил его. Командор оказался умным и, что совершенно очевидно, справедливым. Одо знал, что Сиско собирается предпринять что-то решительное по отношению к преступникам, и полностью одобрял это.
В помещение вошел Сиско, и Одо поднял на него глаза.
– Вы хотели меня видеть? – спросил командор.
Сиско выглядел несколько скованным и напряженным, будто ему только что пришлось пережить какие-то неприятности. Но тут командор заметил ференджи Кварка, и его настроение заметно поднялось. В глазах командора засветились озорные огоньки, он скрестил руки на груди и подошел к сидевшему на стуле ференджи.
Кварк тут же вскочил на ноги и подобострастно заглянул командору в глаза.
– Командор, что касается моего племянника… – начал он.
– Ну, ну, мистер Кварк, – перебил его Сиско, широко улыбаясь. – Хорошо, что вы еще здесь.
