— Присаживайтесь! — Дон Бернардо поднялся и указал на диван напротив доньи Катарины. Сам же, пожав ему руку, незаметно удалился.
Лея привычно бухнулась на диван — она, в общем-то, у себя дома. Сергей аккуратно присел рядом, оба они выжидающе уставились на ее величество, внимательно рассматривающую их сквозь прищуренные веки.
— Вы знаете для чего я вас позвала? — спросила она после долгого оценивающего молчания.
Лея попыталась ответить, но не смогла, после чего выразительно глянула на него.
— Чтобы дать свое благословение, ваше величество, — ответил он. — Вы смирились с тем, что мужем вашей дочери станет безродный иностранец, нищета и плебей. Вы готовы дать испортить дочери жизнь, разрешив связать ее с таким человеком.
Локоть Леи с силой впечатался ему в ребра. От удара в глазах на секунду потемнело — что-что, а бить его Принцесска умела! Донью Катарину реакция дочери позабавила, как, впрочем, и его ответ. Она незло усмехнулась:
— Да, ты прав, Серхио, я хочу благословить вас. Благословить тебя! — она особо выделила это «тебя». — Мне осталось не много… Да-да, девочка, не много, и не спорь! Я лучше знаю! — подняла она руку, не давая дочери взорваться протестующей тирадой. — Я умираю, это известно точно. Но мне выпал редкий шанс — возможность перед Уходом исправить ошибки, которые наделала в своей жизни.
— …Хм, не все, конечно, можно исправить, — горестно вздохнула она, — а до многих так и не дойдут руки, но согласитесь, и такое не каждому выпадает?
Лея стиснула ему руку. Глаза ее смотрели куда-то в сторону, и он каждой клеточкой кожи ощущал, как плохо ей внутри.
— Не печалься, моя девочка, все мы смертны. Кто-то раньше, кто-то позже… — Донья Катарина взглянула на дочь с ТАКОЙ нежностью, что он проглотил ком. — Главное суметь правильно распорядиться своим временем. Что я и пытаюсь сделать. — Она перевела взгляд на него. — Знаешь, Серхио я не буду жалеть почти ни о чем. Да, я сделала много вещей, которые делать не стоило, и которых не допустила бы, имея нынешний опыт. Но без поражений не бывает побед, а я, в конце концов, победила.
— Победила! — вскинулась она, и он увидел в ее глазах то, что редко удается увидеть в людях. Величие. Благородное величие истинной королевы. Несмотря на то, что болезнь высосала из нее все соки, а от самой остались кожа да кости, перед ним восседала грозная благородная хищница, и осознание этого заставляло трепетать.
— Но есть некоторые вещи… Которые я бы сделала точно также, один в один, хотя понимаю, что это неправильно, — закончила «хищница». — Я не раскаиваюсь в них. Но хотела бы, чтобы ты правильно понял, почему я делала так, а не иначе, что мною двигало. Понял и простил, ибо на моем месте поступил бы точно также.
Она подобралась, собираясь с силами. Болезнь брала свое, перед ее лицом все равны, что нищие, что короли. Только что перед ним сидела ликующая львица, но вот снова дряблая старуха, растягивающая слова, потому, что иначе тяжело говорить. Но она — королева, она не может признаться в слабости, а потому будет бороться, каждый день, каждый час, каждую минуту, показывая, что не боится гнусной глашатаи костлявой. Как бы Сергей не относился к ней, он безмерно уважал ее за это.
— Я с первого дня преследовала тебя, Серхио, — начала королева свою исповедь. — С самого первого. Я тебя приближала, когда вы ссорились с Леей, но «топила», когда вновь сходились. Раз за разом. Намекала. Устраивала против тебя акции, выставляла идиотом. Я хотела, чтобы ты купил билет до Старой Москвы, билет в один конец…
— …И даже подарили его мне сами, однажды, готовый и оформленный, на тарелочке с каемкой… — вспомнил он одну из шуток ее величества, которая была совсем не шуткой.
— Блюдечке! — поправила его донья Катарина. — Блюдечке, с голубой каемочкой! Серхио, ну что ты за человек, не знаешь собственной классики! — сокрушенно вздохнула она. Он сглотнул ком, стараясь не выйти из себя — эта женщина макала его в дерьмо при любом удобном случае. Но сейчас она сделала это по привычке, не зацикливаясь на избиении — они собрались тут для другого.
— Я хочу, чтобы ты знал: я это делала не со зла, — продолжила королева. — Я понимала, что ты — непростой мальчик, умный, талантливый. И даже пыталась купить тебя, помнишь?
Он помнил. То еще воспоминание!
— Да, я была против тебя, как мужчины моей дочери. Но это было вызвано совсем не происхождением. Не смотри на меня так, это правда. Я приняла бы тебя любым, будь ты хоть с улицы, как приняла в свое время Бернардо. Но ты не подходил по другим критериям, моим собственным, совершенно не связанным с родовитостью, и потому я не раскаиваюсь до сих пор.
— Ты не подходил и не подходишь по главному критерию! — подалась королева вперед, понижая голос. — Единственному! Но самому важному!
Ты не лидер!!!
Молчание. Дав прочувствовать вкус этой фразы, ее величество бегло усмехнулась:
— Я бы хотела, чтобы избранник Леи был похож на ее отца, Филиппа. Моего Филиппа! Чтобы был такой же сильный, как он. Чтобы люди, не задумываясь, шли следом за тобой, в какие бы дали ты их не повел. Потому, что на этой планете нельзя выжить иначе: только сильный и только лидер!
Она бросила тяжелый взгляд на дочь. Та виновато вжала голову в плечи.
— У Аделлины был Диего. Ее генерал, предводитель повстанцев. У моей матери — Оливье, глава самого влиятельного на планете клана. У меня — он, мой принц, мой адмирал. У каждой из королев был кто-то, на кого бы та могла опереться. Не просто опереться, пойми, Серхио, а довериться! Положиться! Во всем! Власть королевы — фикция, дань традиции; реальная власть над планетой не здесь, во дворце; она там, где решаются Очень Важные Вопросы! В кабинетах у Сильных Мужчин!
— Вы хотите сказать, что я слабый? — его задело. Нет, слова королевы для него не новость, она не раз бросала это дочери во время семейных сцен. Но сегодня особенный день, сегодня она будет мотивировать, объяснять свои мысли и поступки, и это было интересно.
Донья Катарина утвердительно кивнула.
— Да. Ты умный, и хитрый. Я уже сказала, талантливый. У тебя большое будущее. Но народ не пойдет за тобой. — Она покачала головой. — Я ухожу, мое время подходит к концу, но я так и не нашла Венере хорошую замену моему Филиппу. Лее придется жить с тобой, придется быть сильной, и это… — Вздох. — Я не знаю, к чему это приведет. Ты будешь стараться, помогать ей, сколько сможешь, но Серхио… Это бесполезно!
Ему хотелось сжать кулаки, хотелось садануть ими куда-нибудь о стену, но он терпел, из последних сил. Он ненавидел эту женщину, разбившую ему жизнь и чуть не разбившую счастье. Она не гнушаясь никакими средствами в достижении своих целей, и он был искренне удивлен факту, что дожил до этого разговора. Милость доньи Катарины к симпатичному ей талантливому юноше, только это спасло его от «несчастного случая». А Лея, что бы там ни говорила, пляшет под ее дудку, не смея сказать слова против.
