– Нет, хорошо бы приказать нашим, чтобы достали хотя бы самые крупные куски.
– Ну и как ты себе это представляешь? Посадим циклопов на льдины, дадим в руки «Нарвалы» вместо весел? И пусть работают мишками на севере?
Но я не успел ответить Хамадееву с остроумием, которое так украшает всякого командира. Потому что распотрошив облачное одеяло над нашими головами, с нежданно громким воем появились они – пять боевых планетолетов инопланетного происхождения.
Это были чоруги.
Но никто не ориентировал нас на встречу с ними. И никому из нас не было в ту секунду дела до того, кому принадлежат эти угрожающие махины.
Расчеты Арбузова, которые успели получить внешнее целеуказание от «Дюрандалей», открыли огонь мгновенно. А вот зенитчики «Гневного» отчего-то запаздывали – кислородное голодание, что ли, на их реакции сказалось?
На планетолетах в свою очередь заработали скорострельные плазменные пушки. Под бортом «Гневного» с резкими хлопками начал трескаться ледовый панцирь.
Я рефлекторно сорвал с плеча «Нарвал», перебросил предохранитель в положение «предельный темп» и за секунду опорожнил магазин в брюхо проносящегося над головой планетолета. Разумеется, меня завалило на спину, как зазевавшегося пингвина – импульс пуль в «предельном» режиме был настолько велик, что, не будучи одетым в скафандр класса «Гранит», использовать его вообще не рекомендовалось. В крайнем случае, и я всегда талдычил это новичкам, стрелять в «предельном» можно, но только из положения лежа…
Циклопы от меня не отставали. Но большинству хватило ума вести огонь по всем правилам.
То, что мы сделали, было несусветной глупостью.
Сбить чоругский боевой планетолет из «Нарвалов»… Да это все равно что поймать акулу аквариумным сачком!
Зато хвостовые башни планетолетов, доселе помалкивавшие, вдруг ожили и обрушили на нас свистящие потоки плазмы.
Метан вокруг нас испарялся в таких количествах, что я с трудом различал пламегаситель своего «Нарвала»!
– Арбузов, – заорал я, – как слышишь?
В данном случае вопрос «как слышишь?» был непраздным. Потому что на нашем канале бесновались помехи. То ли специально наведенные нашими ракообразными братьями по разуму, то ли спровоцированные резким скачком ионизации воздуха – это не редкость, когда массово применяют плазменные пушки.
– Слышу херово… Но говори…
– Ты там кажется взялся ракеты экономить… Так вот – об этом забудь! Приказываю отстрелять по максимуму. Следующего шанса не будет.
– Понял.
Вразумляя Арбузова, я успел отбежать шагов на двадцать в сторону. Выбравшись из метанового тумана, я увидел, что Арбузов воспринял мои слова всерьез.
Планетолеты как раз проскочили над «Гневным» (фрегат истекал зловещим изумрудным дымом) и виражили, ложась на обратный курс. К ним потянулись семь… двенадцать… семнадцать самонаводящихся ракет, посланных бойцами Арбузова.
Тут же опомнились и зенитчики «Гневного». Я не видел самих зенитных установок, но несколько ярких вспышек в кормовой части вражеского планетолета свидетельствовали о том, что в него попали.
Я не питаю иллюзий относительно того, как развивались бы события дальше, не подоспей нам на помощь «Дюрандали». И трофейные агрегаты Арбузова, и даже зенитки «Гневного» не смогли бы противопоставить чоругским ястребам требуемую для благополучного исхода огневую мощь.
Поэтому пилотам «Дюрандалей» от меня – низкий осназовский поклон.
Мы не увидели их за облаками. Но разрывы ракет «Гюрза», выпущенных ими, не заметил бы разве слепой. Вот это был что называется правильный калибр!
Один из планетолетов сразу развалился, другой на наших глазах потерял правую пару двигателей и, распушив густой дымный хвост, начал с возрастающим креном падать прямо мне на голову. По крайней мере, ощущение было именно такое.
Через несколько мгновений воздух наполнили своеобразные, всем осназовцам знакомые вибрации. И от этого звука мое сердце учащенно забилось, как когда-то на Паркиде.
Еще мгновение – и четверка «Дюрандалей» показала из облаков свои тупые, но такие родные рыла.
Циклопы радостно взвыли.
Словно бы отвечая им, в восемь глоток залаяли подвесные пушки «Ирис».
Очереди бронебойно-зажигательных снарядов буквально распилили пополам третий чоругский планетолет.
Инопланетная машина раскрылась, как лопнувший тропический фрукт, явив миру свои маслянистые, лоснящиеся внутренности. И, кувыркаясь, рухнула на лед где-то у меня за спиной.
Почти сразу же вслед за этим планетолет с развороченной кормой, который прежде намеревался накрыть меня как тапок – зазевавшегося таракана, перепрыгнул через нас с Хамадеевым и закрутился в горизонтальном штопоре.
Штопор быстро перешел в вертикальный. Инопланетная машина, врубившись в лед, пробила в нем аккуратную овальную дыру и исчезла с глаз.
Утонула.
– Раку – рачья смерть, – смачно резюмировал Арбузов.
Вот только тут до меня доперло, что ведь да, действительно, перед нами чоругские боевые планетолеты, а не какие-нибудь еще.
Две уцелевшие инопланетные машины свечой ушли в облака.
«Дюрандали», взрыкнув форсажем, тоже исчезли. Было ясно, что они не намерены позволить чоругам улизнуть.
Также я почему-то сразу проинтуичил, что повторного налета не будет, по крайней мере – здесь и сейчас.
– Как ты понял, что это чоруги? – спросил я у Арбузова.
– Да как понял?! Определитель ксенорас внимательно читал. И «Памятку комвзвода осназ». Подумаешь!
– Я бы и не догадался, если бы ты не сказал…
– А я тебе всегда говорил, что нельзя так зацикливаться на служебной рутине, кругозор расширять надо, – назидательно произнес Арбузов.
Потом, как сказал классик, считать мы стали раны.
Наша рота потеряла пять человек убитыми. Еще шесть бойцов отделались ранениями. Судьба одного тяжелораненого висела на волоске – все зависело от того, насколько быстро он попадет в операционную «Суворова».
Довольно сильно досталось «Гневному». Но какая теперь разница, если его все равно предстояло бросить!
Меньше всего потерь, как ни странно, понес экипаж фрегата – погиб всего один человек, да и тот провалился в трещину, которая образовалась в первые же секунды атаки. Несчастный отравился – гермокостюм был пробит…
Тем временем выяснилось, что кое в чем чоруги даже оказались нам полезны. Один из подбитых планетолетов – тот самый, который раскрылся как тропический фрукт – упал не где-нибудь, а в начале нашей взлетно-посадочной полыньи.
Взорвался он настолько удачно, что нам с Хамадеевым больше незачем было трудиться – полынья удлинилась разом метров на сорок. Да вдобавок весь колотый лед как ветром сдуло. Взлетай не хочу!
