— Надеюсь, этот день настанет нескоро. — Гиливан убирает шприц в карман. Возвращается разбежавшаяся похоронная процессия, закрывает брошенный гроб, выбирает новое место для могилы и начинает копать.
И нет ничего нового под солнцем
Всё, хватит притворяться, что ты из железа и ничего не чувствуешь. Все знают: на этой планете жарко, как в преисподней. На этой чужой враждебной планете. Подними голову и посмотри на чёрное небо. Видишь, там, далеко, искрится и переливается искусственный спутник этой раскалённой планеты? Вот он — твой дом. Орфей 16. Место твоего рождения. Место твоей жизни. Место, где каждый день — праздник, шоу. А здесь… здесь нет ничего, кроме смерти. Да ещё это проклятое топливо — ЛСПРКЕ. Да. Кажется, так. Эти чёртовы буквы невозможно забыть. Эту чёртову аббревиатуру. Но всё остальное стирается. Особенно в последние годы. Врачи говорят, что виной всему эта планета. Что виной всему найденные здесь залежи энергии. Они убивают своих добытчиков. Не так, как столетия назад убивала радиация в залежах урана, но последствия неизбежны. Поэтому это твой последний год работы здесь. Год на самом прибыльном месте станции Орфей 16, если, конечно, не считать казино и дома терпимости. Особенно дома терпимости, реклама которых достанет в любой части станции. И эти фотографии! Иногда они забираются глубоко-глубоко в голову и живут там образами и фантазиями. Путаны на любой вкус, любых полов и любых форм и цветов. Последнюю и самую дорогую из них зовут Фиалка. Странно, но ты смог запомнить это имя. Забыл из-за чёртовой работы так много, а вот имя самой дорогой шлюхи комплекса развлечений запомнил. Особенно её глаза. Сколько она стоит? Попробуй посчитать, как долго тебе придётся работать за ночь с ней. Да что там ночь, хотя бы за час. Да. Придётся задержаться здесь ещё ненадолго. Интересно, если послать врачей к чёрту и продолжить работать на добыче ЛСПРКЕ, то как долго ты ещё протянешь без необратимых последствий? Ещё один год? А что потом? Станешь ещё одним безработным на станции, где каждый день — праздник? Устроишься подсобным рабочим в казино или механиком в технический отдел станции, где твоё тело продолжит разрушать антивещество двигателей? Да, от выбора голова идёт кругом. Может быть, твой друг Алекс был прав, и лучше всего умереть молодым? Твой мёртвый друг Алекс. Он умер в двадцать шесть на этой чёртовой планете. Умер, потому что хотел дожить как минимум до ста лет. Хотел разбогатеть, переспать с Фиалкой, или как тогда звали самую дорогую шлюху Орфея 16, жить в номере люкс, бросить свою девушку Нину, чтобы она не напоминала ему о том, кем он был раньше. Его тело так и не нашли. Оно осталось здесь, на темной стороне Иделии, где солнце не такое яркое, где солнце не может прожечь скафандр. А если нет тела, то нет и похорон. Так, по крайней мере, решила сестра Алекса. Нина не стала возражать. Люди рождаются, люди умирают… Мир продолжает вращаться… Ты идёшь вперёд. Спотыкаешься, но идёшь.
— Ник? Ник, какого чёрта ты делаешь? — спрашивает тебя по рации Кирилл. Посмотри на датчики температуры в твоём шлеме. Теперь на карту. Голограмма на стекле дрожит, словно вот-вот распадётся на отдельные линии. Поверхность Иделии хранит секреты и ловушки. И если откажет карта, то ты пропал. — Ник? — снова вызывает Кирилл. Скажи ему, что нашёл Алекса. — Алекс мёртв, а ты спятил, — говорит Кирилл. — Разворачивайся и иди назад, Ник.
— Нет.
— Чёрт возьми… — он ещё что-то говорит, но ты уже отключаешь рацию. Красная точка на карте дрожит, то гаснет, то вспыхивает вновь. Точка с позывными кодами Алекса. Ты видишь его координаты, снова проверяешь оставшийся кислород, проверяешь датчик растущей температуры. На кой чёрт Алекс забрался сюда? Идти становится сложнее. Все месторождения расположены на тёмной стороне, в тени. А здесь… Здесь настоящий ад. Может быть, всё дело в наркотиках? Нина говорила, что в последние месяцы он употреблял слишком много теразина.
— Все старатели употребляют теразин, иначе мозг просто лопнет, — сказал ты ей тогда.
— Но не все ловят от этого кайф. — Она наградила тебя тяжёлым взглядом. Ты отвернулся. Её слова вгрызлись в сознание. Ты вернулся домой и выбросил все таблетки, которые у тебя были. Выбросил потому, что признался себе, что и сам иногда принимаешь теразин, чтобы немного отвлечься. Но уже через неделю головные боли стали такими сильными, что ты снова пошёл в аптеку и предъявил рецепт. Нина стояла рядом у соседней кассы.
— Ваш теразин, — сказал ей аптекарь. Нина спешно спрятала тюбик в сумку, встретилась с тобой взглядом, смутилась. Ты притворился, что ничего не заметил. Притворился даже, что не заметил саму Нину. Она вышла. Ты слышал, как хлопнула за ней входная дверь, выждал пару минут, чтобы избежать случайной встречи, покинул аптеку. Нина ждала тебя. Она стояла на другой стороне крохотной улицы, прижавшись спиной к холодной стене. Вокруг кишела жизнь рабочей секции Орфея 16, но ты, казалось, видел только Нину. Она смотрела на тебя. Она ждала, что ты подойдёшь. Ты невольно опустил глаза к её сумочке с тюбиком теразина, понял, что уйти уже не сможешь.
— Обвиняешь меня? — спросила Нина, когда ты подошёл к ней. Ты сказал, что не понимаешь, о чём она. — Понимаешь. — Нина шагнула вперёд, запрокинула голову, заглядывая тебе в глаза. — Алекс рассказывал мне очень многое. О тебе, о Кирилле, обо всей вашей компании.
— Не все его слова были правдой.
— Но что такое кайф от теразина, ты знаешь. — Голос её стал глубоким, бархатным. Взгляд — колким. — Так что не смей обвинять меня. У всех свои проблемы и свои причины.
— С чего ты взяла, что я тебя обвиняю?
— А разве нет?
— По-моему, ты обвиняешь сама себя.
— Вот как? — она подошла ещё ближе. Теперь ты чувствовал её дыхание, видел крошечные морщины в уголках рта и возле глаз. — Я ведь тебе всегда нравилась, верно? — спросила Нина. Ты пожал плечами. Нина улыбнулась. — Если хочешь, можем пойти к тебе, — предложила Нина, и ты так и не понял, серьёзно она говорит или провоцирует тебя. — Ну, почему молчишь? — поторопила тебя Нина.
— Алекс был моим другом.
— Алекса больше нет, а я хочу отвлечься. — Она прищурилась. — Сколько таблеток теразина тебе нужно, чтобы послать всё к чёрту?
— Четыре. Иногда шесть.
— А мне три. — Нина улыбнулась. — Всегда три. — Она опустила голову, подошла ещё ближе. — Думаю, нам обоим нужно немного отвлечься. — Её рука легла тебе на грудь. Рука с тонкими, короткими пальцами и обломанными ногтями. На смуглой коже белели крошечные шрамы. На безымянном пальце чуть выше кольца свежая царапина. — Мы можем просто посидеть и поговорить, — сказала Нина, и тебе показалось, что голос её звучит где-то очень далеко отсюда. Нереальный голос, не имеющий ничего общего с действительностью.
