«Ты сам ввязался в эту игру, парень…».
«Или тебя ввязали, не сказавши и не спросивши…» - шепнул какой-то гаденький внутренний голос.
«Я сам хотел этого».
Голос скептически хихикнул:
«Хотел чего? Справедливости для всех? А нужна ли она всем – твоя справедливость? Ведь она – только твоя. Это НЕ их справедливость… А это – не твоя Игра».
«Так таки не моя?» - привычно взбрыкнул знакомый с детства дух противоречия. Молнии били уже над самой его головой. Но он не боялся их. «В конце концов, - Энекин усмехнулся, закрывая глаза и позволяя воде стекать по лицу за шиворот, - если верить храмовым сказкам, мы ведь одной породы».
«А они там… внизу… знают ли они о том, что здесь гроза? Они – там… а я? А я – здесь… Что ж вы, магистр? Не спросясь?»…
Магистр, я был там… я и сейчас там… на этой войне… Я видел, как умирали мои друзья. Мои Братья-в-Силе. И что толку от всей этой Силы, если нас так легко загнать в угол и расстрелять в упор… Что толку? Мы не страшимся открытого боя, но так уязвимы для удара в спину. Мы думали, что сможем защитить их, закрыть собой, мы думали – они с нами, а они – сами по себе…
«Они» - это твой народ, Энекин… Твоя Семья… И ты дал клятву. Клятву быть с ними.
«Не один ты пришёл – много вопросов на сердце твоём…»
«Я задам один…»
Энекин покачал головой, словно гоня прочь какое-то наваждение, которое никак не хотело уходить и рвалось наружу, требуя выхода:
Мы приходили к ним, чтобы защитить их дома и их близких, но они гнали нас. «Убийцы, нахлебники…» - это их слова, обращённые к нам. Они не хотят ни во что вмешиваться! Они просто хотят мира! Они хотят, чтобы эта война закончилась, но не хотят знать ПОЧЕМУ она началась!
А ты знаешь?
Скайуокер кивнул:
Да. Знаю.
Он в упор посмотрел на Йоду. В потемневших от гнева синих глазах было всё: боль, страх, ненависть…
И я знаю, что вы знаете также.
Йода отвёл взгляд…
«Задавай…»
«Вы ответите?»
«Отвечу. Если будет на то воля Силы …»
Скайуокер кивнул, опускаясь на пол рядом с сидящим на парапете Йодой… А, впрочем, какой тут пол – на крыше башни Совета? Сложил локти на колени и, уткнувшись лбом в перекрещенные запястья, застыл в этой отражающей полное его отчаянье позе.
И даже не вопросительно, а утвердительно…
«Учитель, то о чём говорил Оби-Вану… граф Дуку… правда… Канцлер?»
«Догадался ты как?»
«Вы знали…»
Вы предвидели это… и ничего не… - Энекин замолчал. «Да… и ничего не сделал…» - мысленно закончил старый мастер.
Йода вспомнил день назначения Энекина Скайуокера на пост личного телохранителя Верховного канцлера. Сразу после банкета в честь победы в битве при Корусканте. О желании Палпатина оставить при себе своего спасителя Совету сообщил магистр Ки-Ади-Мунди. Винду возмутился по поводу выскочек, только-только лишившихся падаванских косичек, но следом же махнул рукой: «Какая разница?»…
«Это второй вопрос и… я не могу сказать…»
«А я не могу сказать, как догадался…»
«Неважно – это правда».
…Они быстренько вызвали «на ковёр» Кеноби и Скайуокера, мирно переругивающихся в ожидании решения магистров здесь же, под дверью Совета. Быстренько отправили Оби-Вана к «ситху на рога» ловить сбежавшего генерала сепаратистов, быстренько сообщили его напарнику о новом назначении, быстренько заткнули рот строптивому мальчишке, пытавшемуся возразить, что он не политическая нянька и на фронте пользы от него будет много больше: «Да кто ты такой, чтобы здесь командовать!»…
«Почему я?»
«Ты задаёшь много вопросов…»
«Я задам его вновь…»
«Ответил я на вопрос твой…»
… Лицо его тогда окаменело. Нет, не оттого, что завтра его товарищи вернутся на места назначений без него, а оттого, что от него отмахнулись как от назойливой мухи, сделали статистом без права голоса, права вырвать из пламени войны ещё несколько жизней, а может быть планет, а может быть систем. Оттого, что ему приказали забыть, что это такое – быть Джедаем. Он просто повернулся тогда и вышел из зала Совета, зацепив плечом не успевшего отступить с его дороги Кеноби. Молча, не поклонившись, как будто Совет перестал существовать для него в тот миг. А они? Что они?..
«Совет знает?»
«Нет».
«Почему?»
… Он нашёл его после. Опираясь на клюку и проклиная старость, приковылял в один из тренировочных залов. Скайуокер не обратил на него никакого внимания. Вокруг уже валялось несколько располовиненных дроидов, а светящийся клинок с мерным гулом продолжал рассекать воздух. Йода остановился неподалёку, сверля взглядом спину молодого рыцаря – насквозь промокшая от пота рубаха липла к телу, но Энекин, казалось, не замечал этого. Как, впрочем, и ничего вокруг. Йода терпеливо ждал. Его игнорировали. Йода продолжал смотреть. Через какое-то время Скайуокер занервничал более явно и, наконец, деактивировав сейбер, снизошёл до того, чтобы вполоборота развернуться к старому магистру.
Знаю, что чувствуешь ты. Думаешь, предали тебя, долг твой и веру твою. Я предал. Но я не предавал тебя, джедай Скайуокер. Тебя – не предавал. Мир изменился, и нет смысла доказывать, что сажа бела. Иные слова много дней спустя услышаны будут. В решении Совета не сомневайся теперь. С канцлером будь неотступно. Жребий твой много трудней, много дольше твой путь и твоя война… Когда увидишь то, что ныне скрыто – я позову тебя.
Энекин продолжал молчать. Йода вздохнул и побрёл к выходу. Оставалось надеяться, что он был услышан…
Неважно, как они к тебе относятся. Неважно… Важно как ты относишься к ним. Неразумно стадо, но пастух оберегает его.
Стадо не свободно… Я не хочу быть пастухом.
Не стадо – слуга пастуха, а пастух – слуга его. Без пастуха стадо лишь разбредётся по горам и погибнет, проклиная его и свободу свою обретённую. Направляя стадо, пастух служит ему.
И стадо проклянёт его за то, что он лишает его свободы…
Что лучше – быть проклятым за то, что сохранил жизнь или за то, что не сохранил?