«Интересно, что он сейчас сделает», — подумал я без любопытства.
Дейв ничего не сделал. Он протянул:
— Значит, выпустил. Ну-ну… — И отвел глаза. И тут же сказал обычным своим деловым тоном. — Ну что же, поскольку ситуация несколько прояснилась, займемся лечением.
Не отсоединяя от меня датчиков и глядя на экран: он извлек меня из угла, предупредив:
— Если будет больно, скажи.
Было терпимо, и я промолчал. Удивила меня легкость, с которой он поднял мои 75 килограммов и осторожно положил на мягкую обивку стены.
Теперь я видел экран диагностера, на котором светились мерцающим светом мои сломанные ребра? Я с интересом наблюдал: как его руки осторожно мяли мой голый бок: пока обломки ребер на экране не соединились. Свечение сразу стало слабее. Дейв попросил меня не шевелиться, и взял из шкафа белый баллончик с раструбом. Направив его на мой бок, Дейв открыл вентиль. Из раструба вырвался бледно-молочный конус, и я сразу почувствовал, как стянулась кожа на боку. Дейв водил надо мною баллончиком, постепенно открывая вентиль, от чего шипение усиливалось, и конус перед раструбом становился гуще. Через несколько минут он осторожно посадил меня и стал покрывать пенной броней мой торс со всех сторон.
— Теперь посиди, пока он не застынет, а я попытаюсь оценить размеры бедствия. Но только он поднялся на ноги, как каюта покачнулась раз, потом второй. Дейв посмотрел на дверь, потом на меня, видимо соображая, что со мной делать.
— Я теперь сам могу держаться. Ты иди, Дейв.
Он снова взял пульверизатор и, проведя зигзагом по одному и другому моему боку, прикрепил мой корсет к обивке стены.
— Ну вот, теперь никуда не денешься, — сказал он, придирчиво осмотрев меня. Собрался уходить, но приостановился и протянул мне нож. — На всякий случай, а то будешь биться здесь, как муха в паутине
На этот раз его не было долго. Я все пытался придумать разумные объяснения происшедшему. Но концы с концами никак не сходились. Тор никак не мог стравить весь гелий. Тогда значит, микробы съели всю атмосферу… Но это вообще невозможно. За одну ночь?! Оставаться в неведении было невыносимо. Не такой уж я инвалид, чтобы продолжать торчать здесь, предоставив Дейву выпутываться из мною же созданной ситуации.
Ножом я обрезал тяжи на боках корсета и поднялся. Нигде не болело. Я начал соображать, на что бы мне встать. В это время Дейв что-то крикнул в салоне. Подпрыгнул я довольно удачно и даже дотянулся до притолоки. И нос к носу столкнулся с Дейвом. Глаза у него были прямо круглые. Я подумал было, что его поразили мои гимнастические упражнения. Но он, кажется, даже не заметил моего внезапного выздоровления.
— Стен! Она летает! — прошептал он мне, как великую тайну.
— Кто?
— Птица. — То ли оттого, что устал висеть, то ли от неожиданности, но я чуть не сорвался вниз. Он успел подхватить меня под мышки и выволок в салон. Тут только он поинтересовался, почему я встал. Я его успокоил, и он сейчас же ввернулся к своему открытию. — Она живая. И, кажется, я там видел еще одну.
Теперь я понял, что его так поразило. Лесные птички эти, малиновки, специально живут в нашем саду для контроля состава атмосферы. Они должны были неминуемо погибнуть при разгерметизации корпуса. Но не погибли, и это было удивительно. Я тоже приник к прозрачному куполу салона, чтобы увидеть эту птичку своими глазами. Вместо нее я увидел трещину. Она была впечатляющей. Непонятно было только, почему корпус не развалился на две половинки. И еще я заметил, что листья деревьев у самой трещины как будто слегка обуглены и сморщены. Дейв не дал мне предаться размышлениям. Прежде всего он достал из каюты диагностер и снова проверил результаты своей работы. Когда я наклонялся, места переломов начинали светиться сильнее, а уже после я чувствовал боль.
— Ничего, некоторое ограничение подвижности тебе не повредит, — сказал Дейв, а я с запоздалым раскаянием подумал, что бываю порой занудлив и уж в таком случае нашел бы более язвительные слова.
Вдвоем включать автоматику было гораздо проще. Если не считать того, что бублик лаборатории стоял теперь вертикально, а мы лазили в нем, как белки в колесе, цепляясь за панели. Я называл порядок блоков. А Дейв вставлял на место контакты. Работали мы очень быстро, благо я почти все блоки называл на память.
Первой наградой нам было включившееся освещение. Экраны приборов оживали один за другим. Наконец дошел черед и до блока параметров атмосферы. Мне снизу не было видно экран, а Дейв стоял, задрав голову, и молча перебирал клавиши на пульте. Наконец он оставил пульт в покое, наклонил голову и долго смотрел на меня, вроде даже с состраданием.
— Ты понимаешь, что ты сделал, идиот? — спросил он наконец задушевным тоном.
Я не ответил, мне не хотелось даже думать на эту тему. Вместо этого я пытался вспомнить, что означает слово «идиот». Оно было как будто знакомое, но, по-видимому, малоупотребительное. Вновь взглянув на Дейва, я понял, что ничего лестного для меня в этом слове нет. Не дождавшись ответа, он закончил:
— Ты лишил атмосферы целую планету.
В ответ я забормотал, что-то невразумителное, что, мол, это не только моя заслуга, здесь труд многих людей, но осекся под осуждающим взглядом Дейва.
— Бок не болит? — неожиданно спросил он с притворным участием.
Я настолько обрадовался перемене темы, что ответил, чуть ли не радостно:
— Нет, совсем не болит.
— Жаль, — произнес он сочувственно. — Тебе сейчас подошло бы более серьезное ранение. — И вздохнув, продолжал. — Ну что же, теперь мы можем выйти на связь с базой.
— А ты не пытался связаться по аварийному автомату?
— Это первое, что я сделал. Он непрерывно передает: Все нормально. В помощи не нуждаемся
— Но у нас, наверное, вышел из строя приемник, иначе мы поймали бы их сигналы.
— Сейчас включим основную станцию и пройдемся по всем диапазонам.
По всем диапазонам проходиться не пришлось. На экране сразу же появилось лицо Кола Батова. Он увидел нас на своем экране мгновением позже, и сейчас же лицо его осветилось широчайшей улыбкой.
— Наконец-то, — сказал он, оглядывая нас, как будто хотел убедиться, что мы действительно целы. Он показал глазами на мой корсет. — Что это?
— Легкая травма при падении. Дейв меня почти вылечил.
— Что у вас было, — спросил он жадно, и тут же лицо его приняло озабоченное выражение. — Что же я болтаю? Шеф просил сразу сообщить, когда появится связь. — Он наклонился к пульту, и на нашем экране появилось лицо руководителя. Он так же окинул взглядом нас и лабораторию, и задержался на моем корсете. Спросил, что со мной, кивнул и внимательно взглянул мне в глаза. Взгляд был не сочувственный, а, скорее, пытливый.
