– По-моему, история и Толкование – это практически одно и то же, – заявила наконец Унрой. – Ибо это способы сохранять и поддерживать то, что является священным.
– А что в вашем обществе считается священным?
– То, что истинно. То, что выстрадано. То, что прекрасно.
– Значит, Толкователи пытаются отыскать истину в событиях? Или в боли? Или в красоте?
– Да не нужно ничего искать! – воскликнула Унрой. – Все это и так священно – истина, боль, красота. А потому и Толкование их тоже священно.
Ее партнер, Киньо, находился в исправительной колонии близ Доя. Его арестовали и приговорили к заключению в лагерь за то, что он толковал людям атеистические представления о мире и служил проводником «реакционной идеологии». Унрой знала, где он работает: на огромном сталелитейном комплексе, построенном такими же, как он, заключенными, но какую бы то ни было связь с ним установить оказалось невозможно.
– В исправительных колониях содержатся сотни тысяч людей, – рассказывала Унрой. – Их труд Корпорации почти ничего не стоит!
– А что вы собираетесь делать с вашим пленником? – спросила ее Сати. – С тем человеком, что прилетел сюда на вертолете?
Унрой только плечами пожала.
– Лучше бы он тоже разбился, как тот, второй! – сказала она сердито. – Потому что теперь перед нами стоит такая проблема, для которой у нас пока нет решения.
Сати промолчала, в душе соглашаясь с нею.
Впрочем, мазы заботливо ухаживали за раненым Советником, ведь многие из них были профессиональными целителями. Его поместили в отдельную маленькую палатку, где всегда поддерживалась постоянная температура, и кормили больного в соответствии с оздоровительной диетой – в меру здешних возможностей, разумеется. Вокруг палатки Советника, стоявшей в одной из больших пещер, разместились еще семь или восемь палаток, в которых ночевали проводники и погонщики миньюлов. Там постоянно кто-нибудь находился и мог присмотреть за раненым или позвать на помощь, если понадобится. Так или иначе, пока что опасности, что Советник попытается сбежать, даже не возникало: слишком серьезно были у него повреждены спина и коленный сустав.
Одиедин каждый день навещал его. А вот Сати так и не сумела заставить себя это сделать.
– Его зовут Яра, – сказал ей Одиедин.
– Его зовут Советник! – презрительно бросила она.
– Больше уже нет, – сухо возразил Одиедин. – Он ведь преследовал нас, не имея на это приказа от властей. Так что, если он вернется в Довза-сити, его посадят в тюрьму или сошлют в лагерь.
– В лагерь? Но почему?
– Чиновники не должны превышать своих полномочий, не должны действовать, не получив на то указаний свыше.
– Разве вертолет принадлежал не Корпорации?
Одиедин покачал головой:
– Нет. Он был собственностью погибшего пилота. Этот человек возил на нем продукты для скалолазов с Южной гряды. Яра просто нанял его, желая отыскать нас.
– Как странно… – пробормотала Сати. – Значит, он все-таки выследил меня?
– Да. И пошел за тобой, как за проводником.
– Господи, я так этого боялась!
– А я – нет. – Одиедин вздохнул. – Корпорация так велика, а ее аппарат настолько неуклюж, что нам, маленьким людям, ничего не стоит затеряться в этих огромных горах, стать для них просто невидимыми. Проскочить в ячеи невода. Во всяком случае, до сих пор нам это удавалось. Так что я не слишком беспокоился. Но он не из их полиции. Он одиночка. Одинокий фанатик.
– Фанатик? – Сати рассмеялась. – Он верит лозунгам? Он любит Корпорацию?
– Он ненавидит нас. Мазов, Толкователей. И очень боится тебя.
– Потому что я инопланетянка?
– Он считает, что ты можешь убедить Экумену перейти на сторону мазов и стать врагом Корпорации.
– Но что заставляет его так думать?
– Не знаю. Он странный человек. По-моему, тебе стоило бы поговорить с ним.
– Зачем?
– Чтобы выслушать то, что ему необходимо тебе сказать, – пожал плечами Одиедин.
Но Сати снова отложила визит к Советнику. Хотя на этот раз совесть не давала ей покоя. Одиедин не принадлежал к числу ученых мазов-мудрецов с центральной равнины, но у него был ясный ум и чистое сердце. За время их долгого путешествия Сати стала доверять ему полностью, без оглядки, а увидев, как он плачет над книгами в Библиотеке, поняла, что любит этого человека и безгранично уважает его. И она решила поступить так, как он ее просил, даже если это сведется к выслушиванию нудных проповедей Советника.
Интересно, почему ему так уж необходимо поговорить с ней? Впрочем, ей тоже найдется что ему сказать. Пусть послушает, ему это будет полезно. Все равно рано или поздно они столкнутся лицом к лицу. И возникнет все тот же вопрос: что с ним делать? А также вопрос о том, что именно на ней лежит ответственность за то, что Советник оказался здесь.
На следующий день перед ужином Сати все-таки пошла его навестить. В большой пещере, где стояла палатка раненого, двое погонщиков миньюлов играли в какую-то игру при свете фонаря, подбрасывая вверх раскрашенные разноцветные палочки. На дальней стене пещеры с трудом можно было различить вырезанное в камне много веков назад изображение Древа метров в десять высотой: ствол с развилкой, две крупные ветви и пять мелких, с листьями, символизирующими крону.
Золотая инкрустация все еще поблескивала в выбитых в камне бороздках, а среди «листьев» посверкивали капельки горного хрусталя, яшмы и лунного камня. Сати так долго смотрела на это изображение на темной стене, что даже свет маленького карманного фонарика показался ей ослепительно-ярким.
– А где тот довза? – спросила она у игроков, и один из них молча мотнул подбородком в сторону освещенной палатки.
Полог в палатке был опущен. Сати постояла рядом, но потом все же решилась и окликнула Советника:
– Можно войти?
Полог чуть шевельнулся, и она осторожно заглянула внутрь. В палатке было светло и тепло. Для раненого было устроено специальное удобное ложе с приподнятой спинкой. Веревка от закрывавшего вход полога, электрический светильник с причудливой ручкой, маленький масляный обогреватель, бутылка с водой и маленький ноутер – все было у него под рукой.
Он сильно пострадал во время катастрофы и поправлялся медленно. Вся правая сторона его лица была покрыта сине-черно-зелеными синяками, правый глаз почти полностью скрывала здоровенная опухоль, обе руки по локоть испещрены какими-то страшноватыми сине-коричневыми отметинами. Два пальца на левой руке, явно сломанные, были уложены в легкий лубок. Но Сати видела перед собой одно: ноутер.
Протиснувшись в палатку, она осторожно опустилась на колени на крошечном свободном пространстве и, присев на пятки, взяла в руки ноутер и стала внимательно его рассматривать.