Джейкоб взглянул на таблетку, быстро вытряхнул ее из чашки в руку.
Сунул таблетку в карман, а чашку швырнул в мусорную корзину. Еще раз окинув взглядом автомат, он заметил наконец кнопку, приветливо поблескивавшую надписью: «Черный кофе». Джейкоб уныло улыбнулся. Может, лучше обойтись без кофе, а то ненароком обидишь Куллу. Хотя чужак и не выказывал никаких отрицательных эмоций. Он продолжал смотреть в окно.
Джейкоб подошел к нему. Чужак поднял глаза. Губы раздвинулись, и на мгновение сверкнула фарфоровая белизна.
– Вы уже не ишпытываете головокружения? – участливо осведомился чужак.
– Да, шпасибо, ох, простите, спасибо. И благодарю за объяснение. Я всегда считал Солнце довольно однородным объектом, не считая солнечных пятен и протуберанцев. Но, как я понял из вашего рассказа, в действительности Солнце – довольно сложная штука. Кулла кивнул.
– В этом шпециалишт доктор Кеплер. Он вам вше лучше объяшнит, когда вы отправитешь ш нами шовершать прыжок.
Джейкоб вежливо улыбнулся. Как отлично вымуштрованы эти посланцы Галактики! Значил ли кивок Куллы что-нибудь для самого прингла? Или же его просто научили, как обращаться с людьми в той или иной ситуации? Прыжок?! Отправитесь с нами совершать прыжок? Джейкоб решил не уточнять. Не стоит торопить события Ему вдруг ужасно захотелось зевнуть. Но он тут же понял, что этого делать не стоит – кто знает, что означает подобный жест на родине прингла, – и подавил зевок.
– Что ж, пожалуй, мне стоит вернуться в постель и попытаться заснуть.
Спасибо за интересную беседу, Кулла.
– Вшегда готов вам помочь, Джейкоб. Шпокойной ночи.
Едва Джейкоб рухнул в кровать, как тут же погрузился в глубокий сон.
Глава 6
ФАЗОВЫЙ СДВИГ И ДИФРАКЦИЯ
Мягкий жемчужно-серый свет лился сквозь иллюминаторы на лица зрителей, наблюдавших за несущейся навстречу поверхностью Меркурия. Почти все, кто был свободен от дел, собрались в гостиной, прилепившись к иллюминаторам, не в силах оторвать глаз от суровой красоты планеты. Разговаривали шепотом, в салоне витало какое-то торжественное благоговение. Вскоре и вовсе повисла тишина, нарушаемая лишь легким потрескиванием, происхождение которого Джейкоб не мог определить. Поверхность Меркурия испещряли кратеры и длинные каньоны. Из-за отсутствия атмосферы на планете тени, отбрасываемые неровностями ландшафта, казались абсолютно черными, резко контрастируя с яркими серебристыми красками пейзажа, во многом напоминавшего лунный. Во многом, но не во всем. Следы древних катаклизмов виднелись повсюду. От рваных шрамов тянулись глубоко трещины, испещрившие солнечную сторону планеты.
Протоны, рентгеновские лучи пробивали магнитосферу планеты, смешиваясь с ослепительным солнечным светом и рождая настоящую вакханалию излучений!
Планета походила на обитель неприкаянных душ. На Чистилище. Джейкобу пришли на ум строки из древнего японского стихотворения, написанного еще до эпохи хайку.
«Издавна слышал я о дороге, которой мы напоследок пойдем… вчера иль сегодня – не думал…»
– Вы что-то сказали?
Джейкоб пришел в себя и обернулся. Рядом стоял Кеплер.
– Нет-нет, ничего. Тут на стуле не ваш пиджак?
Он передал доктору свернутый в подушку велюровый пиджак. Кеплер улыбнулся.
– Прошу прощения, но в жизни встречаются и весьма неромантические происшествия. Даже космическим странникам время от времени все-таки приходится принимать душ. Естественно, оставляя пиджак за дверью. А Буббакуб, видимо, не может устоять перед искушением. Всякий раз по возвращении из душа я обнаруживаю Буббакуба спящим на моем пиджаке. Когда вернемся на Землю, куплю ему такой же. Так о чем мы с вами говорили? Джейкоб указал на мчащуюся на них снизу поверхность.
– Теперь я понимаю, почему Луну астронавты называют «спортивной площадкой». Здесь-то не порезвишься. Кеплер кивнул.
– Да, но все-таки летать сюда гораздо лучше, чем работать над каким-нибудь тупым «прикладным» проектом на Земле! Кеплер умолк, словно сдерживая едкие слова. Затем, как-то сразу сникнув, повернулся к иллюминатору и пустился в новые объяснения:
– Первые исследователи, Антониоди и Скиапарелли, назвали этот район Область Харит. А вон тот огромный старый кратер носит имя Гете. Кеплер указал на темные нагромождения скал, отчетливо различимые на фоне слепящей равнины.
– Это окрестности северного полюса. Вот под теми скалами имеется сеть пещер, которые и позволили основать базу «Гермес». Кеплер выглядел очень солидно. Разве что обвислый ус, то и дело попадавший ему в рот, несколько смазывал это впечатление, внося в облик ученого карикатурные черточки. Нервозность, постоянно им владевшая, сейчас словно бы отпустила его. «Влияние Меркурия!» – подумал Джейкоб. Несколько раз в течение полета, когда разговор касался Библиотеки или Развития, на лице Кеплера появлялось странное выражение. Будто ему хотелось в чем-то открыться, но он никак не решался. Исполненный замешательства взгляд, растерянность жестов… Ученый словно боялся чьих-то упреков, страшился выдать свое мнение. По некотором размышлении Джейкоб решил, что догадался о причине загадочного поведения Кеплера. Глубокая религиозность! Веская причина для молчания. После Контакта в результате длительного противостояния рубашечников и шкурников религия оказалась буквально разорванной на две части.
Сторонники фон Даникена придерживались веры в некую высшую (но не всемогущую) расу, которая когда-то уже оказала влияние на человечество и может сделать это еще раз. Последователи неолитической этики считали, что божественным началом является сам человек.
Само существование тысяч бороздящих космос рас, среди которых не было ни одной, исповедовавшей, хоть что-то, отдаленно напоминавшее земную религию, нанесло непоправимый ущерб земной идее всемогущего антропоморфного Бога.
Большинство последователей оформленных новых вероучений либо примыкали кто к рубашечникам, кто к шкурникам, либо ударялись в философский теизм. Основная же масса верующих по-старому давно уже старалась затаиться, не выделяться во всеобщем гвалте. Джейкоб часто спрашивал себя, не ждут ли они знамения. Но для современного общества настоящий позор в том, что человек вынужден скрывать свои взгляды! Было бы любопытно узнать мнение Кеплера на этот счет. Но Джейкоб и не пытался расспрашивать ученого, уважая его нежелание касаться подобных вопросов. С профессиональной же точки зрения Джейкоба интересовало, каким образом подобное отстранение от остального мира повлияло на психическое состояние Кеплера. Ученый испытывал нечто большее, чем обычные философские затруднения, и это нечто не могло не наложить отпечатка на его психику. Не случайно рядом с Кеплером постоянно находилась доктор Мартин, то и дело подсовывая ему какие-то таблетки.
