— Скоро тебя заберут, — пообещали тебе друзья родителей. Но тебя не забрали. Сначала решили, что будет лучше дождаться, когда сестра подрастёт, потому что ухаживать сразу за двумя детьми слишком сложно, затем убедили себя, что ты слишком чужой для Земли, слишком долго жил на Орфее 16, чтобы вписаться в их размеренную жизнь.
Их друзья поняли это, и ты почувствовал, как всё изменилось. Они не любили эту станцию. Они не хотели оставаться здесь, но у них здесь была уже целая жизнь. А ты… Ты так и остался для них чужаком. Остался тем, кто должен уехать, бросить их. Нет, они не выгоняли тебя, но и семьёй для тебя не были. Они относились к тебе как к неизбежной трудности, как к препятствию, с которым нужно смириться. И ты видел это отношение в их глазах, слышал об этом. Но вместо обиды на них чувствовал, как обида появляется на ту далёкую планету, которая отказалась от тебя. Не твои родители, нет, о них ты давно забыл, а виной всему планета. Особенно когда друзья начинали говорить о том, как хорошо заработать здесь много денег и перебраться на Землю.
Иногда тебе начинало казаться, что об этой чёртовой Земле говорят все вокруг. Особенно девочки, которые не умели ещё целоваться, а уже мечтали вырастить детей на той планете. Они узнавали о твоих родителях и смотрели на тебя как-то по-особенному. Для них ты был билетом, который может доставить их в мечту. С друзьями же всё было с точностью до наоборот. Зависть убивала дружбу. Особенно когда они узнавали, что из-за перенаселения никто не может поселиться на Земле, не получив вызов от родственников или правительства, которое посчитает тебя нужным и способным помочь планете. Никто не сможет стать талантливым инженером на Орфее 16, или ещё кем-нибудь, полезным для Земли — это понимали все мои друзья, и ни у кого из них не было на далёкой планете близких родственников. У всех, кроме Кирилла, но ему почему-то никто не завидовал. Его отец отказался от него и от его матери, заставив их покинуть Землю. Кириллу не было тогда и года, и он считал себя коренным жителем Орфея 16.
— Но ведь это не так! — говорил ему ты. Он злился. Иногда вы дрались, но после снова наступал мир. Вы были очень разными, но Земля связывала вас, объединяла. Вот только ты на самом деле не хотел возвращаться туда, в отличие от Кирилла. Конечно, он никогда не признавался в своём желании, но иногда, забывшись, говорил, что было бы неплохо найти отца в будущем, посмотреть, как он там. — Так ты хочешь вернуться? — спрашивал его ты.
— Нет, хочу набить ему морду! — кривился Кирилл и долго врал, какие пытки он придумал для отказавшегося от него отца.
Тогда вам было по одиннадцать лет, и ты знал, что Кирилл врёт. Но потом умерла его мать, которая последние годы работала на добыче ЛСПРКЕ, и Кирилл убедил себя, что вся его ложь о пытках для отца была правдой. Он винил его во всём. Винил всю далёкую планету. Он посмотрел все фантастические фильмы и прочитал все известные книги о том, как Земля рушится, как её захватывают иные расы, которые до сих пор никто не видел. Но пиком этой ненависти стала новость о вирусе «аномалия 4». Кирилл не выходил из дома почти месяц, жадно читая всё, что можно найти о вирусе.
— Теперь им всем конец, — сказал он, когда сомнений не осталось. Сказал так тихо, что ты едва смог разобрать слова. — Они все сдохнут. Сначала деградируют, а потом сдохнут… — Кирилл встретился с тобой взглядом и как-то растерянно улыбнулся. С этого дня его ненависть начала гаснуть, превращаться в безразличие. Безразличие, которое было повсюду. Миф развеялся, сказка утратила очарование. Учёные утверждали, что виной всему сильное загрязнение на Земле. Люди бежали оттуда, но бежать было некуда. Конечно, строились новые станции, разрастался комплекс на Луне, но до Орфея 16 им было далеко. До вашего Орфея 16. Богатые залежи ЛСПРКЕ гарантировали вам энергию как минимум на ближайшее тысячелетие, и жизнь начинала казаться нерушимым монолитом. Чужие загадки и тайны рухнули, утратили значение. Далёкая планета перестала манить. И даже зависть угасла. У тебя. У Кирилла. У всех твоих друзей. Даже прежние девочки, которые как-то незаметно вдруг стали женщинами, перестали бормотать о неуклюжих мечтах вырастить ребёнка под голубым небом. Лишь иногда в газетах и новостях появлялись заверения учёных, что скоро удастся победить «аномалию 4». Но «скоро» затягивалось, превращалось в года. Идеи сменяли друг друга, но решения не было. Не было в твои четырнадцать. Не было в твои восемнадцать. Даже друзья родителей, которые почему-то убедили себя, что ты переживаешь за Землю, перестали жалеть тебя и твою семью, которая всегда была для тебя чужой, и для которой ты тоже был чужим. Вы даже не переписывались, не общались. Так, знали, что где-то есть настоящий родственник, но интереса это не вызывало. Слишком разные жизни. Слишком разные миры.
— Думаем, мы сможем устроить тебя на добычу ЛСПРКЕ, — сказали тебе друзья родителей.
— Пусть устроят и меня, — попросил тебя Кирилл.
— Ты спятил? — спросил его ты.
— Это хорошие деньги, Ник.
— Но эта работа убила твою мать.
— Я сильнее, чем мать.
— Ты сдавал анализы?
— Да.
— А тесты?
— Они сказали, что я могу работать на погрузчике, — Кирилл покраснел, ненавидя признавать свои слабости. — Возможно, мы даже сможем работать с тобой в паре. Ты будешь старателем, а я твоим ведущим.
— Да ни за что! — рассмеялся ты, хотя идея выглядела неплохой. Если кому и доверять свою жизнь, то пусть это будет друг. Но работать в паре вам не позволили. По крайней мере, в первые годы. Кирилла отправили на дополнительные курсы по управлению погрузчиком, а тебя поставили в пару с сорокалетним ветераном. Он был седым и выглядел так, словно ему было около шестидесяти. Но он был хорошим ведущим. И после стал хорошим другом. Почти старшим братом. Ты вообще заметил, что все, кто работает на добыче ЛСПРКЕ, держатся отдельной группой, словно семья. У вас был свой бар — «Адская кухня», свои шутки, свои темы для разговоров. Даже на телевидении был специальный канал, который посвящался всему, что связано с ЛСПРКЕ. Хорошо это или плохо, но чтобы завлечь новых рабочих, правительство Орфея 16 превращало старателей в настоящих героев. Большинство жителей комплекса узнавали вас в лицо, словно актёров. С вами советовались, на вашем телеканале показывали фильмы и передачи, которые хотели смотреть только вы. Все знали, что станция живёт, пока есть ЛСПРКЕ, пока есть те, кто может его добывать. И даже побочные эффекты теразина и губительные для организма последствия радиации ЛСПРКЕ подавались прессой так, словно это был подвиг. Похороны зачастую проходили громко и официально, особенно если старатель умирал на работе или в ближайший год-два после окончания. Лишь древних старцев, о которых все забыли, хоронили тихо, как будто их нет вовсе. Не делалось даже вскрытие. Патологоанатом открывал личное дело, видел, где работал мертвец и отправлял в печь.
