– Понятно. – Я сунул ампулу в карман. – А что вы хотели сказать?
– Спросить, – он прищурился. – Мистер Гальего, а что нам, собственно, делать дальше с десятимиллионной стоимости жмуром? Или вы его тоже заберете?
– Спаси и сохрани! – Я невольно отпрянул.
– Я так и подумал. – Он довольно кивнул. – Так как? Я немного растерялся.
– А какова стандартная процедура?
– Ну, по нашим идиотским законам мы неделю должны дожидаться появления родственников покойного, чтобы они разрешили или не разрешили вскрытие. А вы, кстати, не родственник?..
Он, разумеется, не ждал откровенного ответа на этот вопрос, но я забавы ради сравнил наши генеалогические древа (на что ушло минуты две) и сообщил:
– Не ближе двенадцатого колена. Капитан явно попал в затруднение, не зная, надо ли смеяться, а потом было уже поздновато.
– Ну, значит, если родственники не появляются… – не очень уверенно продолжил он, но я воздержался от замечаний, – тогда мы проводим вскрытие… Хотя, кто мне скажет, какой от него толк неделю спустя?.. Ну и хороним потом. Без особых почестей, так сказать.
– Вот и прекрасно. Проведите вскрытие. Без свидетелей и вообще… – (Капитан поспешно кивнул.) – Результаты в одном экземпляре мне. А потом – вперед. Без особых почестей.
Мысль о том, что могила грозного и очень кичившегося своей родословной герцога Вольфара Рега окажется захудалой, безымянной и настолько безвестной, что никто не будет знать, куда при случае плюнуть, показалась мне исключительно приятной, и маленькие, но острые глазки капитана это, похоже, подметили…
– Ну, вроде все ясно, – сказал он, а потом неожиданно отвернулся. – Хотя на самом деле – ни хрена. Вы ему не родственник, да и, видно, терпеть не могли, тем не менее платите… черт, уже заплатили!.. такие деньжищи, чтобы…
– Капитан, – мягко сказал я, – не ломайте себе голову. Это и вправду запутанная история. Из тех, которые лучше не знать.
Он покачал головой и слегка поклонился:
– Вы странный человек, мистер Гальего!
– Был бы, – машинально поправил я.
– Да, – без особых эмоций согласился он и протянул руку: – В любом случае желаю удачи!
– Спасибо. – Я не стал его обижать, хотя и относился ко всем этим рукопожатиям с большим предубеждением…
Когда я пропускал Уилкинса в дверь на улицу, то обнаружил на его лице следы столь глубокой задумчивости, что впору было усомниться в его сосредоточенности на профессиональных нуждах, однако через несколько секунд он констатировал:
– Все чисто, – и, когда я поравнялся с ним, добавил: – Относительно.
Одного взгляда на наш флаер мне было достаточно, чтобы понять, что он подразумевает, хотя это и не вызвало у меня беспокойства. Нас поджидали. Водитель красного “торнадо”, на которого, вызвав у меня приступ иронии, обратил внимание Уилкинс, теперь стоял, облокотившись на свою машину, ровно напротив моей дверцы. Точнее, стояла. Потому что это была девушка лет двадцати пяти. Среднего роста, брюнетка, стройная и коротко стриженная, она с явным интересом наблюдала за нашим приближением…
Когда расстояние между нами сократилось метров до пяти, она выпрямилась и приветливо помахала мне рукой:
– Добрый день, мистер Гальего! Не желаете дать интервью?
Честно говоря, я даже остановился, – вот кого уж я точно терпеть не мог, так это журналистов!
– С чего это вдруг? – Я выбрал нечто среднее между хамством и безразличием.
– Да, действительно. – По ее смуглому лицу пробежала стремительная улыбка. – Вы же каждый день наведываетесь в полицию…
Я оглянулся на Уилкинса – уж не сговорились ли они заранее, – но тот был суров, как никогда.”
– Впрочем, конечно, вы не желаете, – продолжила она без тени смущения. – Это я так спросила.” Но, может быть, вам вдруг захочется. На этот случай вот вам моя визитка…
Сделав пару шагов навстречу, она с совершенно серьезным видом протянула мне неведомо откуда появившуюся в руке карточку… Я опять подумал несколько мыслей одновременно, что повлекло за собой небольшое расстройство сознания, выразившееся в молчаливом принятии визитки.
– Всего доброго, мистер Гальего! – Не успел я опомниться, как она развернулась и скрылась в своей торнадо”, который, зашелестев двигателем, тут же взмыл в небо…
Я ничего не вонял. Поэтому внутренний голос, естественно, посоветовал: “Выбрось из головы, а заодно и карточку!” Однако, учитывая возникшую недавно моду, я поступил наоборот, то есть опустил визитку в карман и забрался в флаер.
Занимая свое место, Уилкнис пробормотал:
– Все страньше и страньше-
– Что?
– А, это цитата из какой-то древней книги, сэр. Так любил говорить полковник, когда вокруг начинался бардак. Я скрипнул зубами.
– Знаете что, Уилкинс?
– Да, сэр?
– А идите-ка вы в задницу! Вместе с вашим полковником!
– Сейчас, сэр!
Мне показалось, что я ослышался. Но пока мне так казалось, мой телохранитель чуть приподнял машину над ограждением крыши, после чего просто швырнул ее вниз, да еще с ускорением.” Подозреваю, что картина стремительно вырастающих прямо в лицо конических верхушек богатырских деревьев парка Кандлстик должна была, по мнению Уилкинса, меня напугать. Но он ошибся. Моя нервная система подутратила за годы безделья былую эластичность, поэтому за несколько секунд этого головокружительного падения я просто не успел испугаться…
В хорошо рассчитанное последнее мгновение Уилкинс заложил на нашем катафалке немыслимый вираж такой крутизны, что от моментальной перегрузки у меня потемнело в глазах… А когда посветлело, то, чуть не вышибив головой ветровое стекло, я обнаружил, что мы спокойно висим ярдах в пяти над самой кромкой расположенного в центре парка озера. Несмотря “а пригожий день, людей на маленьком пляже с нашей стороны было немного, и она явно отдыхали. Но на другой, лесистой стороне я заметил одинокую фигуру, вроде как смотревшую в нашем направлении.
– А вот, кажется, и лейтенант Гарсиа. – Я указал рукой на фигуру.
– Так точно, сэр. – Пробормотав еще что-то “членораздельное, Уилкинс повел флаер поперек водоема.
Когда мы, с трудом примостившись на узкой полоске берега, выбрались из машины, лейтенант Гарсиа, а это действительно был он, вместо приветствия набросился на моего телохранителя.
– Да вы спятили, ей-богу! – заорал он. – Вы что же это вытворяете, а?
Уилкинсу, похоже, не нравилось, когда на него орут. Однако, подойдя вплотную к невысокому и щупловатому Гарсиа, он только смерил его взглядом сверху вниз и буркнул не разжимая губ:
– Мы тренировались, лейтенант! – В последнее слово было вложено столько традиционного презрения высшего чина к низшему, что его невозможно было не заметить.
