Все встали, задержался только майор Золотарев.
– Круто ты начал, командор, – произнес он, когда герметичная дверь отсека закрылась за спиной капитана Штокмана.
– Иначе нельзя. – Глеб присел. Разговора с первым помощником не избежать, да он и не собирался уклоняться от нужной беседы. – Говори. Начистоту.
– Вот так сразу? В лоб?
– Нам воевать вместе. – Дымов не выносил «прелюдий». – Давай на «ты», Александр Сергеевич, и без обиняков.
– Хорошо. – Золотарев оперся руками о тактический терминал. – Мысли у тебя правильные, но зачем вот так сразу? Толком ни с кем не познакомился, в курс дел не вошел, с кораблем не сжился, а уже регламент несения службы ломаешь.
– Не в игрушки играем, – в тон ему ответил Дымов. – Не солдатиков расставляем по отсекам, а людей.
– Все равно – неправильно действуешь. Озлобится экипаж.
– Пусть. Пусть пропотеют, озлобятся – первый же бой все поставит на свои места.
– Пятнадцать лет, как война завершилась. Мы в своей системе.
– А я месяц как вернулся с Периферии. И скажу тебе прямо – ничего не закончилось! В любой момент поднимут по тревоге и бросят в пекло. Или ты не воевал?
Жесткий колючий взгляд ожег Дымова.
– Воевал.
– Хочешь спросить о моем прошлом? – Глеб усмехнулся. – Спрашивай.
– А что воздух сотрясать? Ты из офицеров Альянса.
– Я гражданин Элио. Этого достаточно?
– Нет. – Золотарев встал. – В Элианских протоколах четко записано: ни один офицер, воевавший на стороне Альянса, не может занимать командных должностей во Флоте Колоний!
– Что ж. Твое право – пиши рапорт по инстанции. Не волнуйся, я его не остановлю.
– А я тебе на стол его не положу! – резко ответил майор. – Через пару дней выметут тебя отсюда!
Дымов пожал плечами.
– Поживем – увидим. А пока меня не сместили, изволь подчиняться полученным приказам.
– Разрешите идти, господин командор?
– Иди.
Дверь боевого поста плотно затворилась.
Господин командор… Глеб некоторое время катал в мыслях непривычное для слуха словосочетание. «Зачем согласился принять командование фрегатом? Знал ведь – не твое это. А что мое? Вернуться на «Эдем», к Айле? Вместе с ней возрождать безжизненную планету?»
«Она тебя любит», – шепнул внутренний голос.
Глеб кивнул в ответ на мысли. «Любит. Она жизни не видела. Заперлась в коконе своей мечты, одна на борту станции боевого терраформирования, вот и влюбилась в первого встречного».
Айла нравилась Глебу, но допустить в душу острое щемящее чувство он не был готов. Не вырвался еще из омута войны. Немало тому способствовали два последних года, проведенных среди наемников «Мантикоры». Периферия не тлела, как выразился полковник Ремезов, она уже давно охвачена пожарами локальных войн, только здесь, в Центральных Мирах, мало кто это замечает.
«Каждый должен заниматься своим делом. Погасим мы пожар, или нас пожрет пламя, еще неизвестно».
Глеб сверился с внутренним ощущением времени. Пора идти на встречу с экипажем.
Мысли, горькие, ранящие, все еще бились в рассудке. Глеб знал только одно средство избавиться от них, привести себя в норму, вернуть способность к трезвой оценке ситуации. Нужно работать. Довести себя, корабль, экипаж до состоянии полной боевой готовности. От бегства, которым стало бы возвращение на «Эдем», толку сейчас никакого. Все равно на станции я долго не выдержу. А здесь, по крайней мере, востребован мой опыт.
С такими мыслями он покинул тактический модуль, направляясь на первую встречу с экипажем «Артемиды».
* * *
– Боевая тревога! – мягкий женский голос изливался из скрытых динамиков бортовой аудиосистемы фрегата «Артемида».
Веки лейтенанта Савичева дрогнули. Он открыл глаза, резко сел, едва не ударившись головой о низкий потолок ниши, в которой располагалась откидная койка.
Проклятье! Фрайг бы побрал нового командора!
Денис вскочил, стряхивая сонную одурь. Третья тревога за сутки!
Бронескафандр, тонко подвывая приводами, тем временем самостоятельно покинул установленный в каюте специальный бокс и, двигаясь под управлением автоматики, остановился в центре тесного помещения, смещая бронепластины, раскрываясь, чтобы лейтенант мог шагнуть внутрь бронированной оболочки.
Савичев, продолжая мысленно проклинать всех и вся, принял недвусмысленное приглашение. На этот раз он не запутался в подключении датчиков системы жизнеобеспечения, не ушиб, как в прошлый раз, ногу, и вообще процедура экипировки заняла на десять секунд меньше. Сегменты брони вновь пришли в движение, полупрозрачное проекционное забрало гермошлема мягко подсветилось, мигнули и погасли искры индикации, расположенные подле сенсорных кнопок по внутреннему ободу соединительного кольца.
Включившийся коммуникатор транслировал вводные:
– Четыре корабля противника в зоне сканирования. Класс – крейсер. Зафиксирован запуск малоразмерных групповых целей. Пятая артпалуба, отсеки с девятого по восемнадцатый под угрозой ракетного удара!
Не дожидаясь окончания тестирования, Денис выскочил в коридор жилой палубы.
Все стволы транспортной системы работали, лишь зловещее красноватое освещение да неугомонный голос бортовой кибернетической системы напоминали, что фрегат находится под атакой и сейчас идет курсом боевого маневрирования. Дрожь, гуляющая по переборкам, в скафандре не ощущалась, да и гасители инерции пока работали исправно.
«Ага, было бы смешно, пройди все гладко…» – Савичев успел нырнуть в шахту гравилифта, когда корпус «Артемиды» содрогнулся от серии «условных» прямых попаданий.
Боевые чипы импланта уже вошли в контакт с доступными подсистемами корабля, и сейчас в верхнем правом углу проекционного забрала развернулось оперативное окно, где мелькали коды отсеков, пораженных прямым попаданием вражеских ракет.
«Дьяволы Элио! Ну почему опять моя орудийная башня?!» – обреченно подумал Денис.
Злиться на командира некогда. Пока он бежал по отрезку разгерметизированного коридора, массивный люк орудийной башни, считав данные с личного чипа Савичева, начал автоматически открываться.
Несмотря на прямое попадание ракеты, половина оборудования работала, Сашка Стрельцов неподвижно застыл в кресле – видимо, его вывели из строя по условиям вводных данных.
По спине проскользнула дрожь.
В стене отсека зияла уродливая дыра. Раскаленная броня светилась, оборванные оптические кабели сплавились в единое целое с магистральным энерговодом – голограмма, конечно, но все равно жутковато.
– Сашка, живой?
Савичев сел в кресло, пристегнулся и, не дождавшись ответа, вошел в прямой нейросенсорный контакт с подсистемами орудийно-лазерного комплекса.
