РАШЕЛЬ: МИССИЯ
Нет, надо же как крупно я влипла! Нарочно не придумаешь…
Мой родной дядюшка Клод подсунул мне неслабую свинью своими пьяными откровениями. Впрочем, я тоже хороша, что слушала его разинув рот и развесив уши, хотя прекрасно понимала, о каких опасных вещах он говорит. Да и отец с Анн-Мари — они же старше меня и должны были предвидеть, чем это закончится. Но их так увлёк рассказ о странглетах, что они позволили дяде выболтать важнейшую информацию. И пусть она лишена всякой конкретики, пусть мы не знаем никаких деталей, существа дела это не меняет. Даже тех нескольких слов о других галактиках хватило с лихвой, чтобы перевести нас, рядовых граждан Земли и Терры-Галлии, в разряд лиц, посвящённых в важнейшую государственную тайну…
Наша судьба решалась на самом высоком уровне. По прибытии в систему Дельты Октанта наш крейсер сразу направился к главной космической базе вооружённых сил Терры-Галлии, расположенной всего в миллионе километров от заблокированной дром-зоны. Там же находилась и ставка Объединённого комитета начальников штабов Содружества, и внепланетная резиденция галлийского правительства.
Мы втроём — я, отец и Анн-Мари — уже битый час околачивались в небольшой гостиной президентских апартаментов, а по соседству, в кабинете, заседал импровизированный трибунал в составе премьер-министра Земли Поля Карно, президента Терры-Галлии Жаклин Пети и председателя Объединённого комитета, адмирала-фельдмаршала Альбера Дюбарри. Сейчас у них «на ковре» был дядя Клод, виновник всего случившегося; ну а мы в гнетущем молчании дожидались решения своей участи.
Возможно, кто-нибудь другой на моём месте только радовался бы, что влез в эту заваруху. Например, Гильермо дель Торо, помешанный на физике парень, с которым я училась в выпускном классе. Сейчас он потирал бы руки в предвкушении того, как вместо Сорбонны прямиком попадёт в глубоко засекреченный исследовательский центр, где лучшие умы человечества выдают на-гора открытия, одно поразительнее другого.
Да уж, Гильермо был бы счастлив. Наверно, ему бы в голову не пришло, что его запросто могут подвергнуть психокодированию, после которого он будет годиться разве что в лаборанты. Но нет, с ним бы ничего подобного не сделали — у него действительно светлая голова, он безусловно станет талантливым учёным и принесёт немало пользы науке и человечеству.
Ну а я? Обычная себе девчонка, далеко не дура, но и не гений, таких как я вокруг пруд пруди. Однако у меня есть свои амбиции, свои планы на будущее. Я хочу выучиться и стать звёздным капитаном, как папа. А потом адмиралом — и командовать эскадрой. Или целым флотом. А может, и всеми Военно-Космическими Силами Земли. Каково звучит — адмирал флота Рашель Леблан! Хотя, конечно, мне больше нравится «адмирал-фельдмаршал», но раз уж в земных ВКС его заменили на «адмирал флота», то так тому и быть. Главное суть, а не название. К тому же есть одна приятная мелочь: у галлийского адмирала-фельдмаршала на погонах четыре звезды, а у земного адмирала флота — аж пять!
Вот только возникла непредвиденная проблема — между мной и моей блестящей карьерой вклинилась дядина неосторожность. Мягко говоря, неосторожность; а если говорить прямо, то глупость и безответственность. По его милости мне стало известно, что мы научились проникать в другие галактики. Это невероятно, это потрясающе, это величайшее открытие со времён первого межзвёздного полёта. Люди веками мечтали путешествовать к другим галактикам, и теперь их заветная мечта, похоже, сбылась… Но пока это секрет. Секрет, который знают лишь очень немногие и о котором мне, курсанту Рашели Леблан, девятнадцати лет от роду, знать никак не положено. Тем не менее я знаю — и в этом моя беда.
Как и всякий нормальный человек, я совсем не хотела, чтобы кто-то копался в моей голове, вмешивался в мою психику, программировал мой разум. То, что Анн-Мари рассказала о последствиях психокодирования, здорово напугало меня. Правда, позже, успокоившись, она немного смягчила свои слова, привела несколько примеров удачной карьеры «закодированных» работников СБ, заметив, что некоторые из них впоследствии даже дослужился до адмиральского звания. Но когда я спросила её, чем занимались такие адмиралы, Анн-Мари была вынуждена признать, что не более чем канцелярской работой.
А меня это совсем не устраивало, я не собиралась становиться простым исполнителем. Пусть лучше ограничат мою физическую свободу, пусть замкнут меня в том пресловутом подземном городе, где проводятся секретные разработки; в конце концов, ведь не могут же учёные, вроде профессора Агаттияра, делать всё сами, им обязательно нужны помощники и лаборанты. Я никогда не мечтала о научной работе, хотя по всем точным дисциплинам была одним из лучших учеников в школе; но если придётся выбирать между тюрьмой и «прочисткой мозгов», то я без колебаний предпочту первое…
Наконец двери распахнулись, и в комнату вышел дядя Клод. По его виду, не такому мрачному и подавленному, как час назад, я поняла, что дела наши обстоят лучше, чем он ожидал.
— Ну как там? — одновременно вырвалось у отца и Анн-Мари.
— Мою отставку не приняли, — устало ответил дядя. Ещё во время полёта, едва очухавшись от выстрела парализатора и мгновенно протрезвев, он только и талдычил о том, что уйдёт в отставку и добровольно подвергнется психокодированию. — А в качестве наказания мне вживят антиалкогольный блокиратор. Боюсь, что теперь, дорогая Рашель, я не смогу выпить даже бокала шампанского на твоей свадьбе.
Это он так пошутил. Ха, совсем не смешно…
— А что будет с нами? — нетерпеливо спросила я.
— С тобой и твоим отцом хотят ещё поговорить, прежде чем принимать решение. А вас, фрегат-капитан,[2] — обратился он к Анн-Мари, — переводят в прямое подчинение Объединённого комитета. С этой минуты вы являетесь сотрудником Отдела специальных операций. Насколько я знаю, полгода назад вы подавали соответствующий рапорт.
— Так точно, адмирал!
При этом известии лицо Анн-Мари просияло. Оно и понятно: ведь Отдел специальных операций, а короче ОСО, выполнял самые сложные и важные задания, для которых не годились люди с ограниченной инициативой и слабой мотивацией. ОСО был элитным подразделением разведки и контрразведки, так что психокодирование Анн-Мари не грозило. Кстати сказать, мой отец (в смысле, первый отец — Жофрей Леблан) работал как раз в ОСО.
Дядя натянуто улыбнулся:
— А где же ваше «благодарю»? Ведь именно мой длинный язык позволил вам получить это назначение… Впрочем, я шучу. Вопрос о вашем переводе и так был фактически решённым делом.
