Роман Злотников - Мир Вечного. Лучший дуэт галактики (сборник)

— Прикажите проложить курс на базу, — раздался голос Хаксли, — фрегаты коммандера Петерсона останутся и доставят на планету м-м… спасенных.

Строго оглядев присутствующих, он направился к лифту.

— Запрос с «Форт Юкон», сэр, — доложил оператор.

— Что там еще?

На экране возник коммандер Раусе — первый помощник командира крейсера. На него было жалко смотреть: губы офицера тряслись, лицо кривилось.

— Что? — одними губами спросил Рендал.

— Кэптен Макензи… застрелился. Принимаю командование крейсером на себя, — доложил Раусе.

— Мальчишка! Истеричка! — рявкнул Хаксли, входя в лифт.

Рендала будто порывом ветра сорвало с кресла. Он почти успел остановить смыкающиеся створки дверей, когда дорогу ему преградил второй помощник.

— Сэр!

— С дороги, лейтенант! — зарычал Рендал.

— Нет, сэр! Нет. Не стоит он того, — твердо сказал Субисаретта.

— Анхель! — Рендал схватил помощника за отвороты мундира. — С дороги! Иначе…

— Сэр, — голос старшины, оператора связи, отрезвил Реидала, — коммандер Петерсен запрашивает, что делать с оставшимся на ходу транспортом? Пробоины они залатали.

Кэптен вернулся в кресло. Машинально он отдавал приказы, согласовывал с командирами флотилий дальнейшие действия, пытался составить рапорт о случившемся. Он попытался предвидеть последствия провала операции. Макензи мертв; если трибунал будет разбирать действия командиров кораблей, то против его, Метью Рендала, слова будет слово контр-адмирала Хаксли. Свидетелей — Субисаретту, навигатора и операторов, вряд ли примут в расчет, да и допрашивать, скорее всего, не будут. Просто прикажут молчать — слишком уж грязное дело. Стало быть, отвечать будет он. Стало быть — отставка…

Кэптен Мэтью Рендал не мог предугадать политических последствий катастрофы над Нойрадисом, а они были гораздо серьезней выводов военного трибунала.

Вторая неделя полета подходила к концу. Корабль жил походной жизнью — сменялись вахты, проводились плановые учения, Полубой ежедневно изматывал свою команду тренингами чтобы, по его выражению, кровь в жилах веселей бежала. Касьян со своим помощником — лейтенантом Андреем Старгородским, который был штатным командиром взвода, принимали пищу в кают-компании «Дерзкого» на первой палубе и успели перезнакомиться со всеми офицерами корабля. Темы, обсуждаемые в кают-компании, были типичны для мужчин, на неопределенный срок оторванных от благ цивилизации и вынужденных общаться только друг с другом. В основном обсуждались спорт, проблемы флота, знакомые женщины, проявлявшие благосклонность к холостым офицерам. Реже поднимались темы искусства, еще реже — политики, которую почитали делом грязным и недостойным обсуждения. Флот всегда находился в несколько привилегированном положении относительно армии — здесь было вполне позволительно «пройтись» по начальству вплоть до министра обороны и даже обсуждение особ императорской фамилии было в порядке вещей. Исключение составляли единственно Его Императорское Величество и члены его семьи — императрица София, наследник престола царевич Владимир и княжны Мария и Наталия… Нет, и в армии тоже считалось, что «дворянин всегда может высказать свое суждение о другом дворянине», но большинство армейских офицеров были дворянами первого, так сказать, поколения, получившими дворянство вместе с первым офицерским чином. И потому подсознательно испытывали некоторый излишний пиетет перед большими чинами (во всяком случае изначально). А флот всегда был заповедником аристократии. Специальной дискриминации в этом не было, просто для поступления во флотские училища всегда нужно было быть чуть лучше, там всегда были чуть сложнее экзамены, чуть выше проходные баллы. То есть подготовка рядового школьника для поступления во флотские училища всегда стоила заметно дороже и не всем была по карману. Либо надо было быть выпускником какой-нибудь элитарной школы, в которую, опять же, не все могли поступить. Так что, сыновья фермеров, инженеров и менеджеров среднего звена, бредящие военной службой, встречались во флотских училищах заметно реже, чем в армейских…

Небогатов, если не был на вахте, также участвовал в разговорах в кают-компани, однако здесь ни звание, ни должность не давали ему преимущества — его мнение выслушивалось, принималось к сведению, но и только. Оспорить его высказывания позволяли себе даже лейтенанты Титов и Ковалев, и было это, как понял Полубой, в порядке вещей. Сначала его это несколько коробило, однако когда он высказал свое недоумение Кириллу, тот пожал плечами.

— Флот всегда отличало некоторое фрондерство. А кают-компания в этом отношении вообще заповедник. Ну как в войсках офицерское собрание. И это единственное помещение на корабле, где официально хозяин не капитан, а старпом. Причем даже не хозяин, а скорее распорядитель… Просто в войсках в офицерское собрание приходят не каждый день, поскольку и так есть куда пойти, а мы здесь все в одной железной банке…

— Да уж, — хмыкнул Касьян, — в банке… Как те самые, как их… скорпионы. Геннадий Никифорыч, вообще ядом уже не плюется, а дышит.

Кирилл усмехнулся.

— Ну Сергей Александрович (корабельный врач), как-то при всей честной компании после очередного эскапе заявил, что даже без всяких анализов может диагностировать у него несварение желудка, воспаление желчного пузыря и систематические запоры. Полубой гулко расхохотался.

— Но при этом специалист он первоклассный и человек чести. И заметь, при всей критике, которую ты слышишь, при всей язвительности формулировок и замечаний, никто из офицеров не позволит себе критиковать решения государя или подвергнуть сомнению существующий порядок вещей, в том числе и государственный строй. Либералы неуместны в армии и на флоте.

За время полета произошел только один инцидент: комендор первого класса старшина второй статьи Снегирев заявил сержанту Умарову, что морская пехота на эсминце суть пассажиры, а потому нечего тут строить из себя крутых парней. Сержант мигом доказал свою крутость, что стоило старшине Снегиреву подбитого глаза, после чего оба смогли продолжить дискуссию на гауптвахте, роль которой на эсминце выполнял так называемый «канатный ящик». Канатов, естественно, там никаких не было, но крохотное, едва отапливаемое помещение на корме «Дерзкого», выделенное боцманом Опанасенко для всякого рода дебоширов, и «трехразовое питание» (т. е. пища выдавалась только в понедельник среду и пятницу, а все остальное время только вода), быстро примирили спорщиков.