Особенно Ангелина.
Какой идиот догадался протащить в академию интим-роботессу, не смогла выяснить даже служба собственной безопасности. Но то, что это сделал идиот, было очевидным. Большинство курсантов родились и выросли в космосе, а в пространстве отношения между полами существенно отличались от практикуемых на Земле… ну, если судить по фильмам. То есть они, эти отношения, не то чтобы отличались, а их просто не было. По ряду причин экономического и психологического характера раздельное существование мужчин и женщин в космосе оказалось более выгодным, а клонирование давно стало достаточно дешевым способом воспроизводства. Поэтому Псих за свою жизнь к женщинам не притрагивался ни разу — и не тянуло. И детей в жилых сотах не встречал — не было их там. Дети — в интернатах, то любому рожденному в космосе известно. А для чего нужны интим-роботессы — неизвестно. То есть известно, конечно, фильмы для того и существуют, чтоб просвещать в данном вопросе… и не только в нем… но непонятно. Та что безобидное, но страшно назойливое электронное существо зря семенило полными ножками по жилым сотам, торчало у постов удаления отходов жизнедеятельности — самых, мать их, эффективных в мире постов! — и набивалось на общение. Сначала ее считали забавной игрушкой, целыми курсами старались уличить в электронной ограниченности, но роботесса для интимных дел на поверку оказалась сообразительней большинства курсантов, а на оскорбления разработчики программ вшили ей беспомощное выражение кукольного личика и слезы в голубых глазах под светлой челкой — так что и это развлечение быстро приелось. Потом совершенно неожиданно навалились зачеты и экзамены, и роботессу стали посылать вдаль уже на полном серьезе. А кому понравится, когда посреди бессонной вахты перед экзаменом по двигательным установкам в соту втискивается полуобнаженное нечто, плюхается на коленки и начинает щебетать? Так что гоняли роботессу всей академией. Но Ангелина оказалась механизмом упорным и целеустремленным, и, если б не исчезла вдруг, быть бы в академии акту вандализма в групповой форме. А Псих благодаря положению его соты оказался вне этой некрасивой истории. И целого ряда других, еще более некрасивых. Ему учиться хорошо никто не мешал. Потому сегодня на его погонах — лейтенантские звезды. То есть звезды на погонах у всех, как принято в России, но у него — по праву. И две военно-учетные специальности в дипломе — тоже по праву. И сегодня он в последний раз убирает каремат, и торчит в очереди у поста удаления отходов жизнедеятельности, м-мать его, самого эффективного поста в мире, и мается на торжественном построении, вообще все в академии делает в последний раз, потому что на второй вахте — распределение, а уже завтра — война, и, может быть, сразу смерть. И оттого холодно и неуютно в животе, и очередь у поста отходов жизнедеятельности кажется нескончаемой…
Впрочем, оказалось, кое-что в академии приходится делать в последний день, но в первый раз.
— Псих! — окликнул его дежурный по академии сразу после торжественного построения. — В третий блок! Немедленно.
Он даже вздрогнул от неожиданности, потом быстро перебрал все свои невыявленные преступления. В третьем блоке находилось много чего, но в основном служба собственной безопасности академии, а это… ой-йо, и даже хуже.
В третьем блоке его проводили к помещению без сигнатур, втолкнули и задраили за спиной выход. Он быстро оценил ситуацию. Три человека смотрели на него внимательно и цепко. Все — старшие офицеры. Понятно. Он невольно выпрямился и вытянул руки по швам, как любил говаривать инструктор по строевой подготовке. Где старый хрыч взял эти неведомые швы, никто не знал, но выражение пользовалось популярностью в академии не один десяток лет.
— Знаешь, кто мы? — спросил полковник снисходительно.
— Да. Флотская контрразведка.
— Откуда?
— Все выпускники проходят через вас, потом делятся впечатлениями.
Полковник кисло усмехнулся.
— И о чем речь пойдет, знаешь?
— Подписка о неразглашении, инструктаж на случай встречи с вербовщиками противника…
— Верно! — признал полковник. — Но не в твоем случае. Тебе мы собираемся предложить работу в нашей структуре. Что скажешь?
Он в затруднении промолчал.
— Понимаю, — снова усмехнулся полковник. — Да, разведка и особенно контрразведка утратили ореол избранности. И противнички постарались, и сами себе подгадили неумелой пропагандой. Тайную службу больше не уважают! Кстати, как на флоте обзывают офицера-контрразведчика, знаешь?
— Кэптэн Джонс.
— Во! — наставительно поднял палец полковник. — Вот она, идеологическая диверсия! ТТХ истребителей не знаете, а презрительные прозвища знаете!
— Я знаю ТТХ, — тихо возразил он. — И правильнее говорить — ПВХ. Потенциально возможные характеристики. При современном уровне сложности оборудования технические характеристики существенно зависят от квалификации эксплуатирующего персонала…
— Да, спецслужбы не в почете сегодня! — продолжил полковник, отмахнувшись. — Но мы по-прежнему держим флот, понял? Мы по-прежнему сила, лейтенант! И любой разумный человек старается быть к нам поближе. И ты старайся. Понял?
— Понял.
— О, правильный ответ! — обрадовался полковник. — Будь наш, и тебе все будет! Вот образец рапорта, подпиши.
— Сразу?!
— А чего тянуть?
Он подумал, пожал плечами — и протянул руку к бумаге. Полковник внимательно проследил за процедурой подписывания.
— Молодец! — одобрил он. — Писать, как большинство, не разучился. И идешь к нам по зову сердца, сразу видно. Ни об окладе не поинтересовался, ни о прочих условиях. А оклад у тебя будет для начала капитанский — это помимо того, что станешь получать по месту официальной службы. А через десять лет, по истечению срока контракта, тебе достанется на Земле личный загородный дом со всеми положенными документами. Ниццу, сам понимаешь, не обещаю, с началом политики изоляционизма такое затруднительно проделать, но Валдай — точно! Ах, какие изумительные места есть на Валдае! Бывал на Валдае?
— Я не был на Земле, я в инкубаторе рос.
— О, элита нации, избранный генофонд! Завидую! Ну, тогда у тебя вообще все впереди! Так, вопросы есть?
— Чем мне предстоит заниматься? — неуверенно спросил он. — Если это не секрет.
Полковник мгновенно утратил веселый вид, взгляд его заледенел.
— Для тебя — не секрет, — тяжело сказал контрразведчик. — По большому счету мы занимаемся одним главным делом — сохраняем в неприкосновенности империю. Чтоб ни одна сволочь…
— Безопасность империи не входит в задачи флотской контрразведки, — возразил он. — Этим госбезопасность занимается.
