Его поджидал еще один сюрприз. Приблизившись еще — любой из его расы тут же заявил бы, что Лехесу неисправимо безумен, — он обнаружил, что штуковина делает попытки начать разговор. ТонБока была большой, а ее население многочисленным, но не настолько, чтобы смогли развиться несколько языков. В домашних пределах освафт были быстры и выносливы для дальних путешествий. И могли разговаривать на расстояниях, которые для других рас показались бы невероятными. И вот теперь Лехесу почувствовал зуд коммуникации, расшифровать которую не мог впервые в жизни. Он выдал трансляцию сигнала с приятными пожеланиями и стал ждать ответа. Ему вернули его же послание. Он повторил первое приветствие, которое получил от панцирной штуки.
Теперь оба знали, что являются разумными организмами. Но на большее средств коммуникации не хватало. «Собеседник» начал считать, что, по мнению Лехесу, было глупо — разумеется, он умеет тоже считать, коль скоро он разумен. Поднапрягшись, он создал визуальный образ, передающий изображение реальности, а не идею. Не придумав ничего другого, он сделал картинку из того, что видел в тот момент перед собой и отправил нежданному собеседнику. Последовала долгая пауза. Лехесу почувствовал легкое удовольствие, что он смог удивить штуку, а не наоборот. И тут же получил послание с изображением его самого. Отлично! Теперь он мог передать суть собственного плачевного положения и, возможно, обрести помощь. Хотя бы пусть отбуксирует его в ближайшие питательные потоки.
Он взял за основу присланное изображение и начал изменять его, показывая, как постепенно становится непрозрачным и вялым, теряет вес. Наконец, чтобы не останавливаться на полпути, он показал, как растворяется и молекулы его тела разлетаются во все стороны. Он странно чувствовал себя, воображая все это, но ощущал необходимость этого. Закончив с первым рядом, он снова взял картинку себя, но на этот раз вообразил, как радостно кормится в богатых пропитанием течениях ТонБоки. Показал, что становится сильнее, здоровее, более гладким и прозрачным. Он придумал, что становится громадным Старшим. Впрочем, от этого почему-то стало даже хуже, чем от представления собственной смерти, хотя он не смог определить, стало плохо от воображаемого пиршества после голода или от душных уз тихой жизни.
Существо не двигалось и не отвечало очень долго. В ожидании Лехесу принялся изучать нового знакомого. На внешней поверхности светилось множество точек, почти как пигментные пятна на некоторых обитателях ТонБоки. Большое сферическое пятно в передней части все время меняло странный рисунок. Организм лучился энергией и здоровьем на зависть голодного освафта. Когда они начали общаться, существо прекратило движение, хотя ему, очевидно, не терпелось продолжить путь. Наконец, оно прислало картинку-речь, застав врасплох Лехесу, чьи мысли убрели прочь — еще один признак опасного голодания. Он смотрел на звезды и размышлял, что они такое, как далеко до них и как он мог бы, если выживет, добраться до них. Сумел же он вырваться в Открытое море!
Бронированный организм вернул его к действительности вопросом, подойдут ли ему такие вещи, и начал демонстрировать изображения всевозможных невероятных вкусностей от питательного тумана, который освафт заглатывали походя, до наиболее сочных шедевров кулинарного искусства. К сожалению, все это было безнадежно перемешано с откровенным мусором и объектами, которые Лехесу опознать не смог. Он транслировал радостные восклицания, когда пища была правильной, и воздерживался от комментариев в остальных случаях. Они с существом не установили других сигналов для обозначения «да» и «нет». Интересно, что на уме у собеседника. Отведет на обещаемый банкет? И если да, хватит ли у освафт сил добраться туда? Или это издевательство?
Ему стало все равно. Оставались минуты его существования.
И тут-то случился самый большой шок из всех. Брюхо штуковины открылось и выплюнуло все, что только что было в демонстрации. С радостным криком Лехесу нырнул Он резвился и кувыркался в получившемся облаке. Новый знакомый находился в сторонке, молчаливый и неподвижный. В какой-то момент молодой освафт оказался очень близко к нему. Существо не было гладким — по всей поверхности шли выпуклости и наросты. Лишь некоторые куски «кожи» были прозрачными, но и за ними органы чувств находили лишь внутреннюю темноту, в которой невозможно было нащупать ничего.
Но сейчас Лехесу было не до любопытства. Он питался, возможно, лучше, чем когда-либо. Он проплывал очень близко от существа, но не боялся — оно ведь спасло ему жизнь. На бронированной штуке было одно место, которое могло бы сказать ему многое, но вот беда, у освафт не было письменного языка за ненадобностью. На табличке, которую держали на «шкуре» заклепки, были выгравированы пять слов: «Тысячелетний сокол» Капитан Ландо Калриссиан. Но Лехесу, странник межзвездного пространства, ограничился полетом вокруг нового знакомого, едва не задевая его кончиками крыльев. Он пел благодарственную песню, которую доносили естественные радиоволны, генерируемые его большим мозгом. Ах, как вкусен был формальдегид!
Ландо Калриссиан — игрок, разбойник, подлец и… гуманист? Что-то не слишком верилось, даже самому. Но трудно было отрицать тот факт, что спустя несколько месяцев после первой встречи с примечательным существом Лехесу, которое могло жить в открытом космосе, «Тысячелетний сокол» шел прямым ходом к ТонБоке, чье название примерно переводилось на человеческий язык как Звездная пещера. Народ Лехесу оказался в беде, и Ландо — их спасением. И он был в бешенстве. Впрочем, гнев его не был связан с Лехесу, освафт вообще и их местом обитания. Причиной служила сломанная рука самого Калриссиана. При более примитивном развитии технологий такой перелом был бы очень болезненным и обременительным. Конечность покоилась в легкой, но объемистой и потому неудобной повязке с бактой внутри. Ландо очень нравилось состояние невесомости: во время него думалось легче. Обычно он выключал гравитацию на палубе и размышлял, разлегшись по центру закутка, который был выделен под кают-компанию, в полуметре от пола. И вот этому-то времяпрепровождению мешала повязка. Также он мог похвастаться фонарем под глазом и сломанным пальцем на ноге, но, учитывая все остальное, это были мелочи.
Он стряхнул пепел с дорогой сигары в вакуумную пепельницу, висевшую под рукой, и, стараясь обращаться к микрофону интеркома на столе где-то под собой, проговорил:
