— У тебя все в порядке, Эндрю?
— Да, мэм.
— Ты опоздаешь на автобус.
Эндер кивнул и встал. Все ребята уже ушли. Но его будут ждать те, плохие. У него на шее уже не было монитора, который видел все, что он видел, и слышал все, что слышал он. Теперь они могут говорить что хотят. Могут даже ударить его — их больше никто не увидит, а значит, никто не придет на помощь Эндеру. У монитора были свои преимущества, ему будет их не хватать.
Конечно, заводилой оказался Стилсон. Он был не крупнее большинства, но больше Эндера. И его окружали подпевалы. Он никогда не ходил один.
— Эй, Третий.
«Не отвечай. Тебе нечего сказать».
— Эй, Третий, мы к тебе обращаемся. Третий, подстилка жукеров, с тобой разговаривают!
«Не могу придумать ответа. Что бы я ни сказал, это разозлит их еще больше. Ничего не скажу».
— Эй, Третий, эй, сопля, тебя вышибли оттуда, да? Думал, ты лучше нас, но потерял свою маленькую птичку, а вместо этого получил пластырь на шею?
— Вы пропустите меня или нет? — спросил Эндер.
— Мы пропустим его или нет? А что, должны? — Они просто покатывались со смеху. — Да, конечно, мы тебя пропустим. Сначала мы пропустим твою руку, потом задницу, потом, наверное, колено.
— Потерял свою пташку, Третий, потерял свою милашку, Третий, — распевали остальные.
Стилсон толкнул Эндера пятерней, а потом кто-то сзади пихнул его навстречу Стилсону.
— Туда-сюда-обратно! — выкрикнул кто-то.
— Теннис.
— Пинг-понг.
Все это добром не кончится, понял Эндер, и лучше, если не повезет кому-нибудь другому. Поэтому, когда Стилсон протянул руку, чтобы снова его толкнуть, он попытался схватить противника. Но промахнулся.
— Ух ты! Ты что, хочешь драться со мной? Хочешь драться, Тройка несчастная?
Стоявшие сзади схватили Эндера за плечи и крепко сжали.
Эндеру было вовсе не до смеха, но он все же рассмеялся:
— Тебе нужно столько помощников, чтобы побить одного Третьего?
— Мы люди, а не Третьи, жабья рожа. У тебя не хватит силенок даже пукнуть по-настоящему.
Однако они отпустили его. В ту же минуту Эндер поднял ногу как можно выше и ударил что было силы. Он попал Стилсону прямо в грудь. Тот упал. Эндер даже растерялся, так как не рассчитывал сбить противника с ног одним ударом. Ему не пришло в голову, что тот не принимал драку всерьез и не был готов к настоящему отчаянному отпору.
На мгновение остальные расступились. Стилсон лежал не двигаясь, и его дружки, наверное, гадали, уж не умер ли он. А Эндер тем временем лихорадочно соображал, как предотвратить их месть. Они ведь снова встретят его завтра всей бандой.
«Я должен победить сейчас — раз и навсегда. Или придется драться с ними каждый день, и тогда мне не поздоровится».
Эндер в свои шесть лет уже знал неписаные законы ведения войны, знал, как должен вести себя мужчина. Нельзя бить беспомощного, лежащего на земле противника. Так поступают только звери.
Но все же он подошел к неподвижному врагу и ударил его снова, ногой под ребра. Стилсон застонал и откатился в сторону. Эндер снова подошел и снова ударил его ногой — в промежность. Теперь Стилсон не мог даже стонать, он свернулся клубком, слезы градом катились из глаз.
Эндер холодно оглядел остальных:
— Собираетесь напасть все разом? Вместе вы, наверное, здорово меня побьете. Но вы должны помнить, как я поступаю с людьми, которые пытаются сделать мне больно. После того как вы меня побьете, вам останется только гадать, как именно я доберусь до каждого из вас и что из этого выйдет. — Он пнул Стилсона в лицо. Кровь из носа веером брызнула на пол. — Это будет не так, — сказал он. — Это будет хуже.
Эндер повернулся и пошел прочь. Никто не преследовал его. Он свернул за угол, в коридор, ведущий к автобусной остановке, успев при этом услышать чей-то шепот за спиной:
— Черт, ты посмотри, он весь белый…
Затем Эндер уперся головой в стену коридора и плакал, пока не пришел автобус.
«Я совсем как Питер. Стоило забрать у меня монитор, и я стал совсем как Питер».
— Итак, все закончилось. Как его дела?
— Когда живешь в чьем-то теле несколько лет, привыкаешь к нему. А теперь я смотрю на его лицо и не понимаю, что происходит там, внутри. Я не умею распознавать его чувства по выражению лица, я привык ощущать их.
— Кончай, мы здесь не о психоанализе толкуем. Мы солдаты, а не экстрасенсы. Ты только что видел, как он вышиб дух из вожака этой шайки.
— Он действовал очень обстоятельно. Не просто побил его, он его разбил. Как Мэйзер Рэкхем в бою при…
— Знаю, знаю. То есть, по мнению комитета, он нам подходит.
— В основном. Надо еще посмотреть, как он будет разбираться со своим братом теперь, когда у него нет монитора.
— С братом? А ты не боишься того, что его брат может сделать с ним?
— Ты сам говорил, что в этом деле мы не имеем права рисковать.
— Я снова просмотрел несколько старых записей. Ничего не могу с собой поделать — мне нравится этот парень. Боюсь, мы изуродуем его.
— Конечно. Это и есть наша работа. Мы злые ведьмы. Заманиваем детишек пряниками, а потом суем гаденышей в печку.
— Эндер, даже не знаю, что и сказать… — прошептала Валентина, глядя на пластырь на его шее.
Эндер легко коснулся стены, и дверь бесшумно закрылась за его спиной.
— Ерунда. Я рад, что его больше нет.
— Чего нет? — Питер вышел в прихожую, дожевывая кусок хлеба с ореховым маслом.
Для Эндера Питер не был высоким, красивым десятилетним мальчиком, каким его видели взрослые, мальчиком с густыми темными спутанными волосами и лицом, которое могло бы принадлежать Александру Великому. Эндер смотрел на Питера только для того, чтобы вовремя заметить злобу или скуку — опасные настроения, которые почти всегда означали боль. Как только Питер увидел пластырь, в глазах его вспыхнул многозначительный яростный огонек.
Валентина тоже заметила это.
— Теперь он такой, как мы, — сказала она, пытаясь смягчить брата, прежде чем он ударит.
Но Питера уже было не остановить.
— Как мы? Он таскал эту коробку до шести лет. Когда у тебя забрали твою? В три. Я потерял свою, еще и пяти не исполнилось. А этот гаденыш почти добился своего! Мелкий жукер!
«Хорошо, Питер, хорошо, — подумал Эндер. — Выговорись. Лучше слова, чем кое-что другое».
— Ну, теперь-то твои ангелы-хранители не следят за тобой, — сказал Питер. — Теперь им неоткуда узнать, как ты себя чувствуешь, не больно ли тебе. Они не подслушают, что я говорю, не увидят, что я с тобой делаю. А? Как считаешь?
Эндер пожал плечами.
Вдруг Питер улыбнулся и хлопнул в ладоши, изображая хорошее настроение.
— А давай поиграем в жукеров и астронавтов, — предложил он.
— Где мама? — спросила Валентина.
— Ушла, — сообщил Питер. — Я за старшего.
— Пожалуй, я позову папу.
— Зови сколько влезет. Ты же знаешь, его никогда нет дома.
— Давай, — согласился Эндер. — Давай сыграем.
— Ты будешь жукером, — предупредил Питер.
— Дай ему хоть раз побыть астронавтом, — попросила Валентина.
— Не суй свою толстую рожу не в свои дела, дурища! — огрызнулся Питер. — А ты иди наверх и выбери оружие.
Это будет нехорошая игра. И Эндер догадывался, что выиграть ему не удастся. Дети частенько играли в эту игру в коридорах, причем большими компаниями, и жукеры никогда не побеждали. А еще порой игра становилась жестокой. Но здесь, в квартире, она будет жестокой с самого начала, а этот жукер не мог исчезнуть, испариться, как это делали настоящие жукеры в настоящих войнах. Ему оставалось только ждать, пока астронавт не закончит игру.
Питер открыл нижний ящик своего шкафа и вытащил маску жукера. Мама очень расстроилась, когда Питер купил ее. Но встрял папа: мол, оттого, что мы спрячем все маски жукеров и запретим детям стрелять из игрушечных лазерных ружей, война не прекратится. Лучше пусть тренируются, тогда, может, сумеют выжить, когда жукеры вернутся.
«Но сначала мне нужно выжить в этой игре, — подумал Эндер и надел маску, которая, будто огромная ладонь, обхватила его лицо. — Интересно, а что ощущают жукеры? Они ведь не носят маски, у них просто такие лица. Там, у себя дома, в своих мирах, они надевают нашу маску, чтобы поиграть? А как они называют нас? Слизняками, потому что по сравнению с ними мы такие мягкие, такие маслянистые?..»
— Ну, держись, слизняк! — выкрикнул Эндер.
Он едва видел Питера через дырки для глаз.
— Слизняк, значит? — улыбнулся Питер. — Что ж, жукер-крюкер, сейчас посмотрим, как я разобью твою рожу.
Эндер не видел атаки, только понял, что Питер скользнул куда-то в сторону. Маска лишала его периферийного обзора. А потом вдруг появилась боль — его резко ударили по голове сбоку. Он потерял равновесие и упал.
