— Нда, — Захаров задумчиво повертел в руках портсигар, предложил лейтенанту, но сам курить не стал. — Хорошо, лейтенант, я все понял. Вернее, я пока вообще ни хрена не понял, но твои действия вполне одобряю. Вы тут, говорят, еще и крейсер на дно положили?
— Эсминец, товарищ генерал. Американский ракетный эсминец. По моим данным, производство подобных начнется только в 1988 году, — вновь блеснул новоприобретенными знаниями Качанов.
— Вижу, не скучно у вас день прошел, — усмехнулся генерал, поворачиваясь к собеседнику. В чуть прищуренных глазах сверкали озорные искры. — Что ж, в то, что все это добро к нам на голову из самого настоящего будущего свалилось, я, пожалуй, поверю. Вопросом 'как' задаваться не стану, 'для чего' — тем более. Хотя и возможность провокации или чего-то подобного пока еще окончательно не исключаю. Вроде бы и доказательства в прямом смысле железные, но…
— Товарищ генерал-майор… — начал, было, лейтенант, но Захаров оборвал его взмахом руки.
— Давай без чинов, лейтенант, уж который год генерал. Это раз. Теперь второе. Поскольку глупым и недальновидным человеком я себя, прости, не считаю, есть у меня подозрение, что и все эти железяки, и даже утопленный эсминец — пустяк по сравнению с тем, чего я пока не знаю. Так сказать, прелюдия перед тем, что ты мне сейчас поведаешь. Так?
— Так, товарищ… простите, Матвей Васильевич. — Именно так. Я бы хотел, чтобы вы поговорили… с одним человеком.
— Поговорил?
— Да. И должен предупредить, что информация будет касаться не только грядущей войны с немцами и будущего нашей страны, но и лично товарища Сталина и товарища Берии. — старлей сделал паузу и, не дождавшись комментария, решительно докончил:
— Мне нужна ваша помощь. Это очень важно.
— Значит, грядущей войны, говоришь? — словно не обратив на всё остальное никакого внимания, задумчиво повторил Захаров. — И когда?
— 22 июня следующего года, около четырех утра. Закончится в мае сорок пятого в Берлине. Мы потеряем больше двадцати миллионов. Потеряем, если сейчас ничего не сумеем изменить.
Прищурившись, Захаров несколько долгих секунд глядел мимо лейтенанта куда-то в море, затем медленно отвел взгляд. Побелевшие от напряжения зло сжатые губы дрогнули:
— Двадцать миллионов, значит? Малой кровью на чужой земле? На провокации не поддаваться? Доигрались, таки! А ведь предупреждали, ведь спорили… Добро, лейтенант, пошли, будем говорить.
Уже уходя, он бросил последний взгляд туда, где торчала из воды окруженная пенным буруном мачта потопленного корабля. Пятно разлившейся солярки и множество плавающих на поверхности обломков волны уже отнесли далеко в сторону, куда-то под срез высокого обрывистого берега. Зло и горько усмехнулся:
— Смотри-ка, а иногда даже полезно поддаваться на провокации, правда, лейтенант?
И не дожидаясь ответа, решительно зашагал в сторону военного городка.
Глава 6
с. Чабанка, военный городок БС-412, штабное здание, 17 июля 1940 года
— Знакомьтесь, — заперев дверь, Качанов прошел за свой стол, пристроил на краю фуражку. — Начальник штаба Одесского военного округа генерал-майор Матвей Васильевич Захаров. Подполковник… э… украинской армии Юрий Анатольевич Крамарчук.
Крамарчук, стоявший навытяжку перед вошедшим генералом, четко кивнул — отдавать честь с непокрытой головой было глупо, а где затерялось его форменное кепи, он не помнил. Надо полагать, осталось в качестве трофея у 'особого сержанта'. Да и принял ли генерал РККА этот воинский знак от офицера несуществующей, как недавно выразился Качанов, армии? Вряд ли…
Захаров сдержанно кивнул в ответ и молча присел на пододвинутый лейтенантом стул. Снял фуражку, поискал глазами, куда ее пристроить, и положил по примеру особиста на край стола. Вытащил портсигар, щелкнул крышкой — и неожиданно обратился к стоящему навытяжку Крамарчуку:
— Да не стойте вы… гм… подполковник, присаживайтесь.
— Так точно, — сглотнул слюну тот, тяжело опускаясь на стул. Усталость все сильнее давала о себе знать, а уж учитывая, что за весь день он так ничего и не ел… Но расслабляться было рано: предстоял, возможно, самый главный разговор этого долгого сумасшедшего дня. — Спасибо, товарищ генерал-майор.
— Бросьте, — усмехнулся начштаба, — не разводите тут…манеры. Вы не мой подчиненный. К счастью. Расслабьтесь. Да что вы на меня так смотрите?!
— Понимаете, я… — Крамарчук стушевался, взглянув на сидящего с каменным лицом лейтенанта.
— А вы говорите, как есть. Не стесняйтесь. Уж постараюсь понять, — Захаров чиркнул спичкой из протянутого старлеем коробка, прикуривая папиросу.
— Хорошо. Если как есть, то я впервые встречаю живьем человека, о котором много слышал и читал в… моем времени.
— Что, я и в историю попал? — с деланно-равнодушной усмешкой переспросил тот, однако подполковник увидел в его глазах искренний интерес… и с трудом скрываемый страх. — И что же писали обо мне, гм, потомки? Надеюсь, не одни гадости?
— Я не историк, товарищ генерал, в деталях могу ошибаться, но помню, что во время предстоящей войны вы спланировали и провели ряд успешных наступательных и оборонительных фронтовых операций. Кроме того, в июне будущего года вы совершите крайне рискованный поступок, по сути, нарушив прямой приказ командования. Вы заранее приведете округ в боевую готовность, займете приграничные укрепления и выведете войска из мест постоянной дислокации (Захаров едва заметно вздрогнул). Этим вы не только избежите тотального разгрома первых дней войны и сохраните боеспособные части, но и фактически спасете всю авиацию округа, загодя перемещенную на неразведанные противником полевые аэродромы, — Крамарчук перевел дух, искоса взглянув на генерала. Захаров молчал, лишь окаменевшее лицо отражало испытываемые им чувства.
— После победы вы займете пост начальника Главного разведуправления, а в шестидесятом станете начальником Генерального штаба вооруженных сил Советского Союза, — подполковник сделал еще одну паузу — приближалась кульминация (и самое опасное место) его рассказа, ради которого он буквально вывернул наизнанку собственную память, припоминая те или иные детали. — А вот теперь самое интересное, товарищ генерал. В начале шестидесятых, после конфликта с Никитой Сергеевичем Хрущевым, вас понизят в должности, и на свой пост вы вернётесь только после отстранения его от власти в 1964 году. Правда, вернетесь уже не только начальником Генштаба, но и первым замом министра обороны. Пожалуй, всё, остальное не столь интересно.
Захаров молчал, папироса в безвольно лежащей на колене руке успела потухнуть, но он этого даже не замечал. Молчали и Крамарчук с лейтенантом, прекрасно понимая, что их высокопоставленному гостю необходимо хоть какое-то время, чтобы как минимум просто придти в себя. Первым заговорил Захаров:
