— Почти ничего, — сказал я и надел очки.
— Ну, как, интересно там? — спросила меня мама.
— Нет, не интересно, — сказал я.
— Вот поэтому мы живем чужими жизнями, копируя все то, что сделано не нами, — вздохнула женщина. — Ты надолго к нам?
— Нет, я только на побывку, нужно лететь дальше, — сказал я. — Я тоже человек подневольный, получил приказ вот и выполняю его.
— И правильно, каждый должен заниматься своим делом, — сказала мать. — Мы тут без тебя будем проживать ту жизнь, которую ты принес с собой. Чувствуется, что ваша жизнь богата и насыщена такими событиями, что и мы когда-нибудь будем такими же, как и вы. Постараемся жить так, чтобы не допускать ваших ошибок. Хотя без ошибок жить нельзя, слишком быстро подойдешь к концу жизни. Мы не будем делать ваших ошибок, мы будем делать свои ошибки, что, впрочем, одинаково. Если захочешь вернуться в свой мир, то только пожелай, все желания будут исполнены.
— А кому нужно высказать свое желание? — спросил я.
— У нас самый главный тот, у которого нет волос на голове, — сказала женщина, — но его скоро скинут. Есть уже и кандидат на его место. Но это большая тайна.
Я улыбнулся, если тайну знают двое, то ее знают все.
Ночью я спал на своей кровати и мне снились земные сны из того времени, из которого я улетал.
Утром ко мне прибыли представители местного правительства, которым я и сказал о своем желании вернуться на корабль.
— Что же, — сказали они, — любое желание должно выполняться.
Через какое-то время ко мне пришел человек, который был у меня на корабле. Я встал на круг, попрощался с родителями и через несколько мгновений оказался на корабле.
— Давай наши очки, — сказал мой сопровождающий.
— Неужели их нельзя взять в качестве сувенира? — спросил я.
— Зачем? — спросил он. — В каждом мире свои очки для обмана людей, — и исчез.
На корабле ничего не изменилось. А что могло там измениться? Я сравнил дискретное время полета с последними записями в журнале и ужаснулся — меня не было полтора месяца. Я мог ошибиться и что-то себе вообразить, но машина ошибиться не может.
Я произвел проверку всего корабля и не обнаружил того, что могло указывать либо на мое длительное отсутствие, либо на присутствие кого-то еще в моей компании. Правда, в контейнере с пищевыми отходами я увидел плесень. Плесень не лишайники, но что-то похожее. Может, у меня было пищевое отравление?
— Как же, — внутренне сказал я себе, — прожил бы ты полтора месяца в беспамятстве без еды и воды? Нет. А вдруг это мыслящая плесень и устроила это представление для меня?
Особых развлечений в моей жизни на корабле не было, а жизнь без развлечений — это все равно, что быть заспиртованным и сидеть в своей банке, глядя на оптически искаженную застекольную жизнь.
Список моих развлечений был невелик. Я начинал отращивать волосы и фотографировал себя с длинными волосами, создавая из них причудливые прически. Глядя на фотографии, я откровенно хохотал над своим глупым видом.
При помощи расчески-бритвы с меняющейся высотой зубцов я сбривал-состригал свою шевелюру, выбрасывая волосы в космос (если кому-то в космосе попадется прядь длинных волос, то это моя), и начинал отращивать бороду. Отрастил бороду по самые…, одним словом — выше коленок. Неудобно, я вам скажу.
Длинные волосы требуют тщательного ухода и содержания их в расчесанном состоянии. Небольшая бородка и короткая прическа суть есть оптимальное соотношение растительности на лице и на голове человека. Где-то в условиях низких температур длинная прическа и густая борода способствуют сохранению тепла в теле человека, но с точки зрения гигиены — это рассадник всяких микробов, одинаково опасных для человека и его окружения.
Затем я начинал отращивать ногти по примеру китайских сановников или женщин. Вот с этих пор у меня глубокое отвращение к людям, у которых длинные ногти. Это не красота. Как хотите оценивайте мое отношение к длинным ногтям, это ваше дело. Я свое мнение высказал на основании своего опыта, и никто меня в моем мнении меня не переубедит. Руки с длинными ногтями это переносчик болезней и микробов, их вызывающих. Так что дамочки с когтями, держитесь от меня подальше.
У заключенных в одиночной камере всегда находится какой-нибудь благодарный друг в виде мышонка из неприметной дырочки или воробья, прилетавшего каждый день в надежде на ласковое слово или вкусную крошку. Кто-то ловил блоху, дрессировал ее и забавлялся кульбитами, которые выделывает любимица на раскрытой ладони. У меня таких возможностей не было.
Все, что загружалось на корабль, было на три раза проверено и продезинфицировано. Можно сделать куклу и разговаривать с ней, но это не выход. Только труд, распорядок дня, полноценный отдых в виде сна, физических упражнений по системе Мюллера, отработка приемов боевого самбо, просмотр выученных наизусть кинофильмов, заполнение дневника, приготовление и поглощение пищи и все вкруговую. Другого ничего сам себе предложить не могу. Такие экспедиции лучше комплектовать из четырех-пяти человек, потому что основной трудностью является отсутствие общения.
Иногда я лежал на "вертолете", прикрыв глаза, и представлял, как я прибуду к месту назначения. Толпы народа, транспаранты — "Да здравствует КПСС!", "Слава покорителям космоса!", "Жить стало лучше, жить стало веселее!". А вдруг там никто не строит коммунизм? Вдруг там какая-нибудь реакция и мракобесие? Возьмут и прямо из корабля потащат на костер? Вот будет здорово, двадцать лет лететь только для того, чтобы тебя сожгли или съели? Могли бы сжечь и дома без всякого полета.
Вряд ли впереди меня ждет чего-то хорошее. Все как всегда. У всех цивилизаций достаточно скелетов в старых шкафах. Нет ни одной пушистой нации. Одни поедом ели своих соседей, как в прямом, так и в переносном смысле этого слова. Другие вели постоянные войны, захватывали территории. Третьи насаждали свое право при помощи револьверов, не гнушаясь подлостью. И сейчас те, кто при помощи грабежей и разорения конкурентов смогли выдвинуться вперед, выступают в роли учителей нравственности, благопристойности и предприимчивости, не забывая о том, что с конкурентами нужно поступать так же, как поступали их деды и прадеды с револьверами на боку или в потаенном кармане сюртука.
Сегодняшнее утро было каким-то особенным. Мне приснилось, что я сплю, а солнце светит мне в глаза и говорит:
— Вставайте, сударь, вас ждут великие дела!
Я проснулся и ничего кроме света ночника не увидел. Зато я слышал какое-то механическое попискивание. Что-то знакомое, земное слышалось мне.
