Наконец работа была закончена.
— Возвращаюсь, — сказал Бурмаков, — следи, Витя, за приборами.
Он успел уже вернуться, раздеться, а дверь в библиотеку все не открывалась.
— Надеть скафандр, — приказал командир. — Будем резать замки.
Зашипела тонкая огненная струйка кислорода, разрезая не открывающиеся запоры. Рискуя попасть под этот огненный нож, Бурмаков с силой надавил плечом на дверь.
Павел лежал в прежней позе. Бурмаков мельком отметил про себя, что в библиотеке повышенная радиация, и поэтому, видимо, автоматы не открывали дверь, и подхватил Павла на руки. Его перенесли в спальню, раздели. Травма была несерьезная, и через несколько дней Павлу разрешили вставать.
Кривая трассы «Набата» была проложена так, что по пути к Плутону космонавты должны были пройти на расстоянии около миллиона километров от воображаемой поверхности Юпитера. Павел попросил сделать «небольшой крюк» в сорок миллионов километров, чтобы побывать вблизи Сатурна, но Бурмаков воспротивился.
— Довольно с меня метеоритов, — объяснил он, — а у Сатурна мы рискуем попасть в такую кашу, что и не выберемся. Одно его кольцо, видимо, собрало их столько, сколько имеют все остальные планеты, вместе взятые.
— Степан Васильевич! — взмолился Павел. — Кольцо Сатурна — узенький ледяной диск, я уверен в этом. Там нам ничто не угрожает.
— Возможно, — мягко ответил Бурмаков, — но у нас задание. Разве на обратном пути…
Павлу пришлось согласиться с этим доводом.
«Набат» шел с удвоенным ускорением. Его скорость каждую секунду увеличивалась и вскоре достигла астрономической цифры — около миллиона километров в час. Впервые за время полета астронавты почувствовали, что такое продолжительная перегрузка. Было тяжело дышать, двигаться, хотелось спать. А вахты ежедневно становились интереснее.
Блестящий диск Юпитера, напоминавший вначале раскрашенную сервизную тарелку, не помещался уже в иллюминаторе. И чем больше он рос, тем больше изменялся. Аммиачная и метановая атмосфера гигантской планеты беспрерывно пульсировала, вспыхивала тусклым пламенем и затухала.
— Издали довольно безобидная и даже красивая планета, — посмотрев в телескоп, задумчиво сказал Бурмаков. — Боюсь, что мы слишком близко от нее идем.
— Миллион километров — это близко? — удивился Витя.
— Не забывай, что в объеме Юпитера помещается тысяча триста земных шаров. И хотя средняя плотность его равна 1,34, он имеет большую силу притяжения. Представь себе на мгновение, что человек в своем обычном костюме встал на поверхность Юпитера. Знаешь, что с таким храбрецом будет? Его сплющит, как блин. Вот каков Юпитер!
Опасения Бурмакова имели основание. Не прошло и двух дней после этого разговора, как скорость корабля вдруг стала снижаться. Двигатели работали словно на торможение. Еще через день приборы отметили отклонение от курса. Юпитер, как говорится, злился. Его щупальца-протуберанцы высовывались на десятки тысяч километров, будто силясь захватить корабль с дерзкими людьми, которые осмелились залететь в его владения. Не доставая, они свертывались, исчезали, оставляя после себя лишь сероватые облачка. Приборы-ловушки, которые беспрерывно анализировали состав окружающего космического вещества, стали улавливать ядовитые смеси, характерные для атмосферы Юпитера.
А потом космонавты отметили, что в пространстве стало теплее. Тепло излучал Юпитер. Оно исходило откуда-то из его, казалось, бездонных недр, в которых происходили, не утихая ни на мгновение, какие-то сложные ядерные процессы.
Чтобы преодолеть возрастающее притяжение Юпитера, пришлось пустить атомные двигатели на полную мощность. Положение постепенно стало улучшаться, стрелка, указывающая ускорение, сдвинулась с нуля. Астронавты вздохнули с облегчением, но вдруг случилось непредвиденное: прорвало пластырь, наложенный на дюзе, пробитой недавно загадочным взрывом. «Набат» сразу потерял скорость, стал трудноуправляемым и начал ложиться на орбиту-эллипсоид, которая со временем должна была окончиться где-то с другой стороны Юпитера, как раз в центре диска. Это за несколько секунд вычислили электронные машины.
— Сколько у нас осталось времени? — Бурмаков был удивительно спокоен, словно произошла обычная заминка.
Машины мгновенно сделали несложный расчет. Павел подал командиру перфорационную ленту, испещренную знаками.
— Ого! Целая неделя. Ну, скажем, шесть, даже пять дней. За это время мы должны отремонтировать или заменить дюзу. Тогда мы еще сможем поспорить с нашим сердитым богом. Докажем ему, что человек сильнее.
— В космосе, в условиях все возрастающей силы притяжения Юпитера и повышения окружающей температуры дюзу не заменишь, — печально улыбнулся Павел.
— Но другого выхода нет.
— Есть. Нужно снова наложить пластырь. На это понадобится меньше времени. Со всеми отключениями и очистками — сорок-пятьдесят часов. Ну, самое большое, шестьдесят.
— А что гарантирует от нового разрыва?
— У нас будет в запасе несколько суток, и мы сможем не включать отремонтированную дюзу на полную мощность.
Бурмаков согласился не сразу. Трижды задавал он работу счетным машинам, пока принял окончательное решение.
Из дневника Вити Осадчего
31 марта, по земному исчислению
А у нас перепутались все дни. Как-то не везет нам после Марса. Природа будто мстит, что мы заглянули в одну из ее самых сокровенных тайн. Мы, конечно, добьемся своего, не отступим. Но вижу, как это тяжело. Был ранен П.К. и напряженно работал С.В. И когда наконец можно было бы отдохнуть, — новая беда. Она легла на плечи С.В. и П.К., который — пусть не скрывает от нас — еще не поправился. Я стараюсь помогать чем мог, однако мне мало что поручают. Чудаки, придумывают разные причины, только бы мне было легче. Будто я и в самом деле маленький. А о себе не думают. Я сегодня нарочно просмотрел киноленты, сделанные незадолго до нашего вылета. И могу прямо сказать, что С.В. и П.К. выглядят на десять лет старше. А как они исхудали — просто кожа да кости. Которую ночь уже не спят, особенно С.В. Да что сделаешь. Положение наше очень опасное. Мы вряд ли вырвемся из объятий Юпитера. Мне об этом не говорят, утаивают, будто я сам не понимаю. Пусть думают, что я ничего не знаю, если им легче от этого.
Ремонтировать поврежденную дюзу невообразимо трудно. Все вокруг заражено радиоактивными частицами, которые излучает второй двигатель. Нас окружает хоть разреженная, но все равно отравленная атмосфера Юпитера. Наши костюмы, в которых мы выходили на Марс, сказал С.В., здесь непригодны. С.В. и П.К., когда выходят теперь на поверхность, одевают другие, специально сделанные для таких условий. Посмотрели бы вы на них в тех костюмах. Настоящие малоподвижные механические роботы. В скафандрах не только работать, повернуться неудобно, не говоря уже о том, какое усилие нужно, чтобы поднять, например, руку. Да, наши специальные скафандры, сделанные из свинцовых сплавов, наверно, очень тяжелые (я не надевал еще такой костюм). В местах соединений, соответствующих суставам человека, они так точно подогнаны, что одна часть будто прилипает к другой. Но и это еще было бы полбеды. В наших скафандрах необычайно жарко. Оказывается, правы были те, кто утверждал, что Юпитер — остывающее солнце.