Это гораздо большая ответственность! Я не сумасброд, помешавшийся на своих безумных идеях, – множество достойных и умных людей на разных плотах думают так же, как я. Почему бы и вам не присоединиться к ним? Подумайте – нам нужно лишь найти способ и убить морскую тварь, и мы будем свободны навеки! Мы сможем плавать по океану» куда захотим! Конечно, Сводники, которые при этом будут вынуждены расстаться с теплым местечком и работать наравне с остальными, выступают против меня. Но это еще не значит, что я не прав!
Джиан Рикарго молчал. Иксон Мирекс раздосадованно чесал бороду. Наступила тягостная пауза. Семм Войдервег раздраженно спросил:
– Что же вы молчите? Почему не осадите этого зарвавшегося трибуна?
Джиан Рикарго задумчиво посмотрел в сторону лагуны.
– Мне необходимо серьезно подумать, – сказал он. – Еще никогда мне не бросали такой вызов, как сегодня.
– Ерунда! – нетерпеливо ответил Иксон Мирекс. – Мы вполне неплохо жили все эти годы. Кому нужно бороздить океаны? Да и прокорм Царя-Крагена лежит на нас не таким уж тяжким бременем.
Сводник рассек воздух сжатым кулаком:
– Это немыслимо! О чем вы говорите?! Здесь рассматривается вопрос лишь о вопиющей наглости этого фонарщика, его неуважении к традициям и оскорбительном поведении по отношению к нашему защитнику, великому Крагену!
Джиан Рикарго развернулся и тихо побрел в сторону своей хижины. Арбитр Мирекс тоже ушел, предварительно окинув взглядом Склара Хаста, его товарищей, стоящих поодаль и наблюдающих за разговором, останки маяка и лагуну. Семм Войдервег некоторое время стоял, гневно сжимая и разжимая кулаки; наконец, взмахнув рукой и фыркнув, ушел и он.
Поджигатели и Лепилы вернулись к работе. Склар Хаст с Роджером Келсо снова подошли к Ролло Барнаку, чтобы выслушать его предложения. Оба согласились, что если все условия будут соблюдены, если время будет правильно рассчитано, а материалы окажутся достаточно крепкими, то Царь-Краген действительно будет убит.
Постепенно исчезли последние следы былой катастрофы, и плот Спокойствия обрел былую красоту и благоустроенность.
На специальном плоте-костровище были сожжены последние остатки разгромленных хижин, пепел которых заботливо сохранялся для дальнейшего производства мыла, извести, огнеупорного кирпича, отделки тканей, гирь для ныряльщиков и для осветления лака. Тела погибших, после двухнедельного содержания в специальных коконах-саркофагах, где в течение этого времени особые червячки счищали плоть с костей, были просушены на дальнем конце плота, отведенном для этой цели. Из больших костей делались необходимые инструменты, остальные шли на изготовление извести. Это занятие являлось епархией Зазывал.
Из свежесрезанного тростника и камыша были сплетены новые хижины, а потом покрыты отлакированной рыбьей кожей, что делало их полностью неуязвимыми для сырости и самого сильного ливня и шторма. Новая губка была опущена на нитках в голубые воды лагуны, чтобы расти и обеспечивать урожай.
Маяк – самое крупное сооружение на плоту, строительство которого требовало наибольшего искусства, – был сооружен последним. Новая башня оказалась значительно выше прежней и была расположена ближе к лагуне. Она строилась новым способом, не так, как по традиции строились маяки. Мощные стебли тростника были пропущены сквозь отверстия в плоту, где прочно стягивались крепкими корнями. Кверху башня постепенно сужалась, сохраняя коническую форму.
Непривычные пропорции башни, тяжелые балки и непомерная длина вызвали много нареканий со стороны Старейшин.
Иксон Мирекс обвинял Ролло Барнака, главного Лепилу, в отступлении от старинных традиций.
– Никогда еще не видел более нелепой башни! – возмущался он. -Зачем нужна такая каланча? У тебя шесты протягиваются под плотом чуть ли не настолько же, как и сверху, – зачем это?
– Это и придает ей устойчивость, – пояснил Ролло Варнак с хитрой усмешкой.
– С таким маленьким основанием будет достаточно крепкого порыва ветра, чтобы вся эта махина рухнула в лагуну.
– Вы уверены? – совершенно серьезным тоном спросил Ролло Барнак, отходя от башни в сторону, так, будто видел ее впервые, и словно прицениваясь к ней.
– Я, конечно, не Лепила, – продолжал Иксон Мирекс, – и мало понимаю в конструкциях, но это же очевидно! Да еще когда фонари с колпаками висят на перекрестьях! Подумай, насколько это неустойчиво!
– Чтобы придать башне устойчивость, мы предусмотрели специальные растяжки.
Арбитр в замешательстве покачал головой.
– Почему бы не строить, как заведено предками, расставив опоры по сторонам, как в шалаше? Слишком сложное у вас сооружение, на мой взгляд.
– Зато посмотрите, сколько мы сэкономили места на плоту, – обратил его внимание Ролло Барнак. – Разве это того не стоит?
Иксон Мирекс опять упрямо покачал головой, не желая признавать его правоту. Однако дальнейших возражений с его стороны не последовало.
Когда была воздвигнута верхняя часть башни и выставлен противовес балки, Иксон Мирекс снова явился посмотреть на конструкцию. Увидев придирчиво наблюдающего Арбитра, Ролло Барнак подошел к нему.
– Зачем вам такая массивная балка? Это же неразумно!
– Не беспокойтесь, у нас все рассчитано. Масса балки обеспечит меньшую вибрацию, и фонарщики смогут работать быстрее.
– А эти веревки зачем?
– Я же говорил – это растяжки. Они обеспечивают устойчивость.
– А как у вас крепятся опоры?! Просто привязаны веревками! Разве можно строить маячную башню таким легкомысленным образом?
– Мы надеемся, что она сможет служить для того, для чего она предназначена, а большего нам и не нужно.
И опять Арбитр Мирекс ушел, сокрушенно качая головой.
За все это время Царь-Краген ни разу не появился вблизи плота Спокойствия.
Между тем с башни Трашнека то и дело поступали сигналы о его появлении в округе: Крагена видели к югу от Санкстона, направляющимся на восток. Видимо, наладился на кормление к Народному Равенству, потом обжирал лагуны Парнаса, следующего плота в западном направлении. Потом пару дней о нем не было слышно.
Жизнь текла вполне нормально. Плот Спокойствия стал прежним местом, заслуживающим такого названия. Урожай губки был богатым, и башня, окруженная новоотст-роенными хижинами, горделиво и величественно возвышалась над лагуной.
Больше всего времени заняло устройство кабины фонарщика. Три дня смолили лаком концы балки, обрабатывая их огнем, чтобы лак поскорее засох и затвердел. Затем ее подняли на вершину башни, с превеликой осторожностью установив на отведенном месте. Здесь она была добросовестно закреплена в предназначенных пазах, привязана и проклеена.
