Роман Злотников - Мир Вечного. Лучший дуэт галактики (сборник)

Час спустя Зазнобин вышел на паперть, сопровождаемый отцом Василием. Батюшка хмурился, покачивая головой, будто все еще не верил услышанному от прихожанина.

— Понимаешь ли ты, Иване, с чем оставляешь меня?

— Понимаю, батюшка, — ответил Зазнобин.

Он знал, почему у него появилось ощущение легкости и вера в то, что путь, на который он вступил, — единственно правильный. Теперь не он один нес тяжкую ношу — он разделил ее с тем, кто не знает сомнений, кто видит гораздо дальше, чем может рассмотреть человек, и будущее для него не составляет никакой тайны.

— Благословите на труд тяжкий, отец мой, — попросил Зазнобин.

По виду батюшки можно было понять, что он еще колеблется, но потом он возложил руку на склоненную голову Ивана, хмурясь, пробормотал молитву и перекрестил его.

Зазнобин припал к его руке, размашисто перекрестился и, не оглядываясь, вышел с церковного двора. У него было еще двое суток до начала плановых работ на «Псковитянке» и он собирался потратить их с пользой для дела, ради которого прибыл на Двину.

Казанков толкнул дверь, вошел и остановился, будто налетел на стену — такой крутой перегар ударил в нос. Зазнобин лежал ничком поперек постели, уткнувшись головой в подушку. Спал он не раздеваясь, сил хватило только, чтобы сбросить куртку — она валялась на полу — и скинуть ботинки. У изголовья стояла пустая бутылка минеральной воды.

Крякнув, Емельян подошел к окну и распахнул его настежь. За окном лил дождь, низкие тучи бежали по небу, подгоняемые порывистым ветром.

Казанков потряс Ивана за плечо.

— Подъем!

— М-м…

— Подъем, говорю, алкоголик несчастный, — рявкнул Емельян.

Зазнобин повернул голову, приоткрыл заплывшие глаза и попытался сфокусировать взгляд. Это ему не удалось, и он обессиленно прикрыл веки.

— Иван, ты говорил, что сегодня тебе надо на корабль. Не забыл?

— Нет.

— А времени сколько, знаешь?

— Нет.

— Три часа дня!

— Нет… как три? — Зазнобин оторвал голову от подушки, упираясь руками приподнялся и перекатился на спину. — Я же приказал мужикам к девяти утра подгребать…

— Вот именно! Меня Генка прислал. Твои там уже шустрят вовсю — дюзы чистят, корпус латают, а ты дрыхнешь.

— Дай воды.

— Вставай, иди в душ. Воды я тебе принесу.

— Не могу… встать не могу, — пожаловался Зазнобин, — голова… это как же я так, а? Вчера, да?

— И позавчера и третьего дня. Сегодня тебя вообще принесли под утро. Эх, Ваня!

Казанков вышел и вскоре вернулся со стопкой водки и объемистой кружкой.

— Держи.

Иван зажмурился, быстро донес стопку до рта и опрокинул в себя. Емельян тут же подал ему кружку. Глядя, как друг глотает, как течет по подбородку мутноватая жидкость, он тяжело вздохнул.

— Ну, очухался?

— Сейчас, сейчас, — Зазнобин, придерживаясь за спинку кровати, поднялся и, ступая с каждым шагом все увереннее, направился к ванной комнате, на ходу снимая рубашку.

Через полчаса он появился на первом этаже, в столовой. Оксана с жалостью взглянула на него.

— Есть будешь?

— Куда там, — отмахнулся Зазнобин.

— Могла бы и не спрашивать, — проворчал сидевший перед головизором Емельян.

На огромном, во всю стену экране русоволосый красавец в косоворотке, с головой, повязанной красным платком и абордажной саблей на поясе, прощался с плачущей блондинкой в сарафане и кокошнике.

— Я должен идти, Любава, — сказал красавец, оборотив суровый взгляд к небесам, — там мое место. Там, среди холодных, как лед, звезд, я встречусь в смертельной схватке с Кровавым Палачом. Пути караванов должны быть свободными, кто, если не я, защитит людей безвинных? Кто купцов оборонит, кто не даст сиротам…

— Что за бред? — спросил, поморщившись, Зазнобин.

— «Слезы, рожденные яростью и любовью», — отозвалась Оксана, напряженно глядя за развитием событий на экране, — новая постановка. Третья серия уже, а ты все проспал.

— …вдов, стариков и детей. Пора пресечь незаконную деятельность злобного пирата! Я ухожу на смертный бой. — Красавец впился в губы рыдающей блондинки, которая слабо затрепыхалась в его могучих объятиях.

По экрану побежали титры: конец третьей серии, и Оксана, жалостно покачав головой, выключила головизор.

— Иван, а ты с пиратами дрался?

Зазнобин, припавший к кружке с рассолом, поперхнулся.

— Хм… э-э… по-всякому бывало, — наконец промямлил он.

— Вот смотри, тут ушкуйник отбивает наши караваны у Кровавого Палача, а дома его ждет Любава, а он — смелый, отважный, родом с Двины, ну вылитый ты! А любовь какая у них, а …

— Если бы у меня была такая блондинка, я бы любого пирата в бараний рог скрутил, — усмехнулся Зазнобин.

— А ты вспомни, чего ты три дня в трактирах плел, — мрачно сказал Казанков, — прям куда там! Защитник веры и отечества. А деньгами швырялся… ты помнишь, как всех угощал? Подходи, кричал, у меня теперь всегда карман полон!

— И что? — Зазнобин отвел глаза.

— Как что? Подходили. Кто ж задарма выпить откажется Ты такие речи держал, хоть стой, хоть падай! Мне пересказали, так я думаю, если бы так в армию или флот зазывали, у нас бы ни одного гражданского не осталось. Ты помнишь, как кричал: в болоте сидите, звезд не видали, на абордаж не ходили! Зажирели, мужики, за бабский подол прячетесь! И ведь слушали, аж рот раскрыв. Другому бы морду набили да из кабака выкинули, а тебя, вишь ты, на руках домой принесли.

— Ничего не помню, — сказал Зазнобин, допил рассол и направился к двери, — где здесь глидер поймать можно?

— Чего ловить — я тебя отвезу.

В машине Зазнобин сидел насупившись, глядя, как по лобовому стеклу бьют дождевые капли. Казанков молчал всю дорогу и, только когда впереди показалась облепленная киберами-ремонтниками «Псковитянка», взглянул на Ивана и хлопнул его по колену.

— Ладно, не журись. Чего не бывает. Ну погулял малость. Хотя, надо сказать, я за тобой особой говорливости раньше не замечал.

— Я тоже, — тяжело вздохнул Зазнобин.

До позднего вечера он руководил ремонтными работами, договаривался о замене износившихся механизмов, помогал калибровать орудия и заночевал на корабле, условившись встретиться утром с контр-адмиралом Крамаренко.

Глидер с эмблемой восьмой бригады на борту — скалящейся рысью — ждал его у трапа уже в восемь утра. Старшина-водитель услужливо распахнул дверцу, и Зазнобин забрался в салон. Штаб бригады, хозяйственные службы и госпиталь располагались в двухстах пятидесяти километрах от Двины в отрогах Таежных гор.