— Ванни, ты просто невозможна!
— И я про это, Поль. На то, что есть у меня, вдвоем с комфортом не проживешь, а у тебя и того меньше.
От такого откровения Поль как подкошенный рухнул на диван, до смерти напугав несчастное животное, которое, поджав хвост, черным клубком скатилось на пол.
— Думаю, ты опять права, — простонал он, закрывая лицо ладонями.
Легкая тень сострадания промелькнула на лице Ванни, она потрепала несчастного по плечу и, видя откровенное проявление столь безутешного горя, даже погладила по светлым волосам.
— Не расстраивайся так, миленький. Заболел — еще не умер. Если сберег честь — значит не все потеряно.
Поль вскинулся, как от удара.
— Очень хорошо, но я тебя честно предупреждаю. И этому придет конец, Ванни! Ты все равно будешь моей.
Она уронила ему на плечо свою маленькую в ореоле иссиня-черных сверкающих волос головку.
— Я тебе разрешаю, милый, — добивайся меня, добивайся насколько хватит сил.
Поль обнял ее, притянул ближе, и некоторое время они молчали. Понимая, что Полю никак не избавиться от своего тягостного состояния, что он мрачен и угрюм, Ванни решила переменить тему.
— Как твоя ночная работа, Поль?
— Слава Богу, закончилась.
— Выгнали?
— Нет, сам бросил. Не мог больше терпеть.
— А почему не мог терпеть?
— Что-то мерзкое в этом парне, Ванни. Что-то очень мерзкое. Или он просто сумасшедший, или… я не знаю, но вижу и чувствую в нем какое-то чудовище. Эти змеиные руки, лицо, улыбка его гадкая…
— В школе мне его руки казались очень милыми.
Поль промолчал. Он продолжал дуться, что-то тяжелое, мрачное тяготило его. Ванни опять посмотрела на него с жалостью.
— Что с тобой происходит, Поль?
— Ничего, что стоит рассказывать.
— Не будь глупцом. Я не ханжа и иногда кое-что способна понять.
— Все это так глупо, Ванни, но я боюсь Эдмонда Холла.
— Боже упаси, но почему? Ты же его можешь прихлопнуть одной ладонью.
— Понимаешь, я бросил работу потому, что отказался привести его… сюда.
Недоумевая, Ванни какое-то время изучала расстроенное лицо своего кавалера, а потом, не выдержав, расхохоталась.
— Боже, как будто раньше ты сюда сумасшедших и полных кретинов не приводил и твой Холл будет первым!
— Хорошо, — снова помрачнев и не разжимая губ, процедил Поль. — Ты его получишь, но без меня.
— Ну к чему эти сцены? Почему бы не привести его сюда просто так, по-приятельски. Ты же ведь у нас не ревнивый без причин, авансом?
— Нет! Ревнивый!
Ванни снова рассмеялась, но уже несколько ядовито.
— Но не так, как ты подумала, — сказал Поль.
— Ну конечно нет, дорогой.
— Пожалуйста, Ванни, у меня и мыслей таких не было, что ты сможешь им увлечься! Он же начисто лишен какой-либо сексуальной привлекательности.
— Тогда что тебя напугало?
— Не знаю, — вздохнул Поль, — кроме ощущения, что он накличет на нас беду. У него воронья душа, и она каркает, каркает при каждом его слове.
— Это надо же! — воскликнула Ванни. — Тогда твоя душа — душа суеверной старухи, — и никогда ты не станешь чемпионом по карканью.
Она отбросила его руку, встала с дивана, развернулась на каблуках и присела в маленьком книксене.
— Вставай, Поль. Включай приемник, будем танцевать.
— Нет настроения.
Ванни вихрем пронеслась к приемнику, покрутила ручку настройки, и синкопы танцевального ритма наполнили комнату. Медленно кружась, она подплыла к Полю, схватила за руки, преодолевая не слишком яростное сопротивление, заставила встать, обнять себя, и, подчиняясь ритму музыки, они заскользили в танце.
— Поль, — она откинула назад голову, чтобы видеть его лицо, — почему ты не хочешь привести его сюда?
— Никогда!
— У тебя не может быть причин для ревности, дорогой. Я просто снова хочу с ним познакомиться.
— Но только не с моей помощью!
— Ну почему ты такой злой!
— Если хочешь его видеть, пожалуйста, приглашай сама.
— Это будет выглядеть немножечко нахально. Десять лет я его не замечала и вдруг… — Они продолжали кружиться по комнате. — А может быть, я так и сделаю…
Глава вторая
СЕМЕНА ДАЮТ ВСХОДЫ
Эдмонд равнодушно перенес предательство Поля. Разве можно обижаться на дождь, ветер, силу тяжести или иные проявления естественных сил природы. Более того, он даже предвидел нечто подобное, ибо при раскопках души Поля обнаружил некие зерна чувств, которые взошли в итоге ростками непослушания. Но благодаря некоторым достоинствам собственной натуры, постоянной угрозе оказаться один на один со скукой и определенно присутствующему в нем чувству упрямства Эдмонд Холл решил не отказываться от Ванни как объекта страсти. Склонный всякий раз подвергать мотивы своих поступков безжалостному и скрупулезному анализу, он с удивлением пришел к выводу, что дело не только в упрямстве, ибо с эстетической точки зрения рассматриваемый объект притягивал его, оказывается, несколько сильнее, чем предполагалось первоначальным планом.
«Кажется, я сплел паутину лишь для того, чтобы самому в ней оказаться», — иронично заметила одна часть его сознания, чтобы тут же услышать категоричное возражение второй:
«Мне вполне по силам справиться с любой, тем более созданной мною самим западней».
Итак, объект был определен, и оставалось только решить задачу возрождения былого знакомства. Естественно, что в глазах объекта встреча должна носить характер совершенно случайный и никоим образом не выдать ее тщательную подготовку. А если встреча предполагает быть случайной, значит, и детали определять Его Величеству Случаю.
В течение нескольких дней Эдмонд Холл каждое утро проезжал мимо автобусной остановки на Шери-дан-роуд, но Ванни на ней так и не встретил. Однажды ему показалось, что он увидел, как девушка садится в шумно пыхтящий, неуклюжий автобус. До остановки оставалось довольно приличное расстояние, и он не стал преследовать ее. Элемент случайности в таком варианте пропадал, а он хотел соблюсти задуманные формальности.
Ничего не оставалось, как обогнать автобус и найти логичное объяснение своей нерешительности: «Без сомнения, Поль рассказал девице о моем предложении; пусть ее самолюбие будет польщено проявленным интересом, а значит, тем больнее будет укол от его неожиданного исчезновения. Встреча все равно неминуема, так пусть она пройдет, по крайней мере, в атмосфере взаимного внимания». Так решил он, свернув на боковую улицу, вышел из машины и большую часть дня провел за наблюдением стаек рыбьей мелочи в пруду Линкольн-парка. Он лениво передумал всякие случайные мысли и даже некоторое время развлекался изобретением подвига, который стал бы невозможен в этом мире Материального.
