— Энгус спит, — пояснил Вектор, прежде чем Дэйвис успел разобраться в показаниях приборов. — Он не в коме. И не в стазисе. Просто спит.
Сверившись с кривыми сигналов, он указал на несколько синусоид.
— Данные не совсем естественные. Эти линии слишком равномерные, что объясняется работой зонных имплантов. Ему нужно время для исцеления. Однако он не в коме. Его системы находятся в рабочем режиме. Скорее всего, Энгус проснется, когда его диагностическая аппаратура подскажет ему, что он готов к активной деятельности.
Генетик мягко усмехнулся.
— Похоже, мы можем на что-то надеяться.
Волна облегчения была такой мощной, что Дэйвис согнулся, словно от удара в пах. Мика окликнула его, но он не мог ответить. Непонятная боль свела судорогой мышцы груди и живота, скручивая тело в эмбриональный узел. Он слишком долго находился под большим напряжением; жил на чистом адреналине. Плоть имела ограничения, и даже его улучшенный метаболизм не мог выходить за их пределы. А он давно переступил через них. Внезапное изменение в стимулах нервной системы привело к бесконтрольной разрядке. Нервы посылали импульсы во всех направлениях, сжимая Дэйвиса в шар. Отдавшись на волю невесомости, он отлетел к стене, ударился о переборку и начал дрейфовать к столу.
— Дэйвис!
Мика поймала его за руку и остановила бесцельное движение.
— Что происходит? Что с тобой?
Если бы ему удалось открыть рот, он стал бы звать на помощь Морн. Но Дейвис не мог говорить и дышать...
Вектор не колебался.
— Я дам ему каталепсор.
Он повернулся к пульту и начал набирать команды для амбулаторной секции лазарета.
«Нет, — молча запротестовал Дэйвис Хай-ленд. — Никаких лекарств и каталепсоров! Мне они не нужны. Не бойтесь за меня. Это Морн нуждается в каталепсорах — чтобы контролировать гравитационную болезнь, чтобы не дать себе убить всех нас, — погружаясь в боль, словно возвращаясь в лоно матери, он постепенно менял перспективу. — Я не она».
И тому были доказательства. Когда вселенная говорила с Морн и ускорение корабля выталкивало ее ум за грань разума, она желала самоуничтожения. Чтобы избавиться от этой тяги, Морн причиняла себе вред. Однако Дэйвис реагировал иначе. Хотя он тоже стремился к уничтожению. Страшась амнионов и их желания использовать его против человечества, он отправлял на смерть других людей. Дэйвис тосковал по насилию, а не самоубийству, и подавляя эту тоску, он погружался в бездну боли — беспомощный, как эпилептик в апогее конвульсий.
Нет! Это он придумал, как вывести Энгуса из стазиса! И он не был Морн.
Осознание этого факта достигло глубин, которые прежде никогда им не затрагивались. Боль в мышцах груди и живота принадлежала ему, а не другому человеку. И отождествление с Морн тоже было его переживанием. Он спас Энгуса. Ему не требовался их чертов каталепсор.
Когда Вектор направился к нему со шприцем в руке, мышцы Дэйвиса начали расслабляться.
— Он шевелится, — сообщила Мика.
Дэйвис судорожно вздохнул. Он раскрепощал себя часть за частью. Повернув голову, юноша с усилием кивнул Вектору и Мике.
— Я в порядке.
Голос был слабым, но он мог говорить.
— Мне не нужен каталепсор. Я только...
Слова не выражали того, что он хотел сказать. Главное — Дэйвис больше не отождествлял себя с Морн.
— Мне просто нужно немного поспать.
Вектор перевел взгляд на шприц, затем вопросительно посмотрел на Мику.
— Не спрашивай меня, — устало ответила она, прижимая рукой повязку на ране.
Возможно, это уменьшало ее боль.
— Нам всем нужно выспаться. Если он говорит, что обойдется без каталепсора, то пусть идет в постель.
Вектор со вздохом кивнул.
— Я и сама собираюсь вздремнуть, — продолжила Мика. — Сразу после того, как уверюсь, что Сиро находится под наркозом. Нам нужен отдых. Мы все равно ничего не сможем сделать, пока Энгус не проснется.
В голосе Мики звучали нотки оправдания. Двигатели испортил ее брат, и она чувствовала себя ответственной за это.
— Похоже, ты права, — подбадривая ее, ответил Вектор. — Иди. Я еще поработаю.
Он жестом указал на консоль телеметрических приборов.
— Хочу сделать несколько анализов и убедиться, что с ним все в порядке.
Мика кивнула и направилась к двери. Проходя мимо Дэйвиса, она остановилась, положила руку на его плечо и тихо сказала:
— Спасибо.
Ее здоровый глаз был полон отчаяния и печали.
— Возвращение Энгуса дает нам шанс на спасение. Если бы ты не вытащил его из стазиса, я вряд ли перенесла бы тот вред, который Сиро нанес кораблю и команде.
Она хмуро открыла дверь и вышла. Вектор бросил шприц в мусорную корзину. Отступив к консоли управления, он по-прежнему смотрел на юношу.
«Шанс», — повторил в уме Дэйвис. Не так давно он был одинок, стоя на хрупком мосту между жуткими неудачами. Но теперь он вернул отца. Если Морн выйдет из беспамятства, куда ее унесли болезнь и боль в раздробленной руке, он, возможно, восстановит свою целостность.
Паря в воздухе, Дейвис развернулся, чтобы Вектор не мог увидеть слезы на его глазах. Шейхид прочистил горло.
— Ты начинаешь взрослеть, — смущенно заметил он. — Но не насилуй себя. Сделай передышку. Я присмотрю за порядком на корабле. А ты послушайся Мику. Иди спать.
Конечно, надо пойти в постель.
Боясь повернуться к генетику лицом, Дэйвис оттолкнулся от хирургического стола и вылетел в коридор, который огибал ядро «Трубы». Слезы замутили зрение. Он почти не видел, куда направляется.
Когда дверь лазарета закрылась за его спиной, он ухватился за поручень и остановился. Ему действительно требовался сон, но Дэйвис не хотел возвращаться в свою каюту. Он слишком многое пережил. Грудь и живот болели от странного приступа. Он знал, что если найдет мать спящей, то будет бояться, что она не проснется. А если Морн уже проснулась, он все равно будет бояться последствий гравитационной болезни — того, что она может вонзить нож в сердце сына.
Перед тем как «Труба» улетела от края черной дыры, Морн на несколько минут пришла в себя. «Я не могу повторять это вновь и вновь, — сказала она ему. — Когда я оказываюсь в проблеме, то могу думать только о нанесении себе вреда». Она позволила сингулярности раздробить ей руку. «Но самоуничтожение не поможет. Мне необходимо лучшее решение».
Это все проясняло. Как часто она доводила себя до крайностей, стараясь сохранить жизнь сына — его человечность. Он больше не хотел извлекать выгоду из ее новых самобичеваний. Но Дэйвис не понимал, что она имела в виду под «лучшим решением». Неужели еще одно самопожертвование? Она и так зашла слишком далеко. Дэйвис не мог вообразить пределов ее любви и возможностей. Однако и он мог совершать поступки. Именно он вывел Энгуса из стазиса. Эта мысль успокоила его. Дэйвис еще раз уверился в своем отличии от матери — уверился настолько, что решил отправиться к ней.
