— Мракобесие, а не физика! Не понимаю!
— Пройдет! — буркнул командир. — У нас перекос в техническом развитии, вот ты и подвисаешь. Гравитационные двигатели позволили летать в пространстве, и пошел космический прорыв. А в остальных областях остались принципиально на прежнем уровне. Носимся, как бешеные, а внутри кораблей чуть ли не с дубинками живем. Вот и кажется некоторым не особо образованным, что в окружающей действительности все понятно, и только гравитационные преобразователи — мистика и сверхъестественная чушь. Но скоро прорыв в космос подтянет всю технологическую сеть, и станет как положено: техника работает, и только узкие специалисты понимают, что ничего не понятно, а все остальные блаженствуют в неведении. И дискомфорт сразу исчезнет. Так было уже, когда компьютеры появились. Потерпите лет десять.
— Ненавижу терпеть, — признался стрелок. — Неделю в скафандре, чешется все так, что с ума схожу. И не снять. Я скоро завою и кусаться начну! Кэп! Ну дай разрешение на дежурство без скафандра! Ну никто же не узнает! Ну все летают без скафандров!
Офицер неуверенно поглядел на командира. Его самого скафандр тоже доводил до бешенства, но признаться в этом было стыдно. И снять нельзя, потому что командир запретил. Как‑то даже мысли такой не возникло. Так что намек стрелка, что командир тут как раз он, явилось для него откровением.
— Я тебе сниму! — пробурчал старшина, не отрываясь от приборов. — Я тебе дам разрешение…
Офицер вздохнул и развел руками. Стрелок вздохнул тоже.
— Я вам повздыхаю! Пространство контролируйте, страдальцы!
— Борух, не перенапрягай экипаж! — возмутился пилот. — Да, мы инкубаторские — но люди! Перегорим и зевнем настоящую опасность! Помнишь, как было в девяносто первом? Мы решили, что нас поймают на последней трети? Решили. Значит…
— Новая информация пришла, — неохотно сказал командир. — «Косатка» нарвалась.
— С Лючией? — ахнул офицер. — Что с ними?
— Плохо с ними. Приняли бой, покрошили, кого могли, и ушли на запределе. Может, ушли. Запредел — такая штука, что и убить может. Хорошо, что пилотировал зам по боевой. Зам — настоящий пилот, рискнул и ушел. И вот теперь я гадаю, кому надо было их ждать у нейтралки. Они почти до Луны-1 добрались, а там зона прекращения огня.
— А при чем тут…
— А еще «тройка» из второй эскадрильи взорвалась, — ровным голосом добавил командир. — Вместе с экипажем. Прямо в ремзоне, на обслуживании. Списали на бракованный расходник. Хотя расходники не взрываются.
Наступила тишина.
— А «двенадцатый»? — подал голос пилот.
— А «двенадцатый» вовремя обнаружил неисправность. У «двенадцатого» оружейники — нормальные мужики. Вон стрелок подтвердит, он на них целое дежурство пахал.
— Не, ну что творится в космофлоте? — пробормотал стрелок. — Резиденты европейцев… м — мать!
— Резиденты европейцев под «Чертями» не лазят! — обрезал командир. — Сами продаемся! Как переклинило в двадцать первом всю нацию на деньги, так и живем!
— Ничего не понимаю! — признался офицер.
— Я знаю, кто там лазил! — угрюмо сообщил стрелок. — Догадываюсь! Вернемся, я им… инкубаторские жалости не имают!
— Не имеют, — поправил офицер. — Послушайте… вы действительно инкубаторские, что ли? В смысле, из проекта клонирования одаренных личностей?!
Под недоуменными взглядами всего экипажа офицер смутился.
— Это они одаренные? — на всякий случай уточнил командир.
— Я понимаю, что не похожи! — рассердился офицер. — Но инкубаторскими называют именно клонов! А клонируют у нас только из материалов элитного генофонда!
— Понятно, — обронил командир. — Клонировали. Потом дошло, что естественным путем дешевле, стали подбирать на Земле брошенных детей и выдавать за клонов — чтоб у сирот не развился комплекс ущербности. Инкубаторскими теперь их называют.
— Я точно знаю про проект!
— А я летаю с двумя оттуда. Экипажу приступить к наблюдению. Немедленно.
— Ну приступили, — проворчал пилот. — Ах как много толку, из гравитационного шлейфа смотреть. Ах как мы разглядим европейцев под частичной невидимостью…
— Мы затемнение звезд отслеживаем, — из справедливости напомнил стрелок. — Если какая матка начнет подкрадываться, звездочку заслонит, и мы ее тут же вычислим! И как дадим!
— Ах как мы вычислим… На пальцах… Ах как нужны матке наши вычисления, если у нее на лазерах автоматика…
Офицер был согласен с пилотом полностью, но вставить слово не рискнул. Роль новичка не предполагала открывания рта без повода. Вздыхая, кряхтя и обругивая лучшие в мире российские скафандры, они вернулись в компенсаторы и уставились каждый в свой сектор. Там не происходило ничего. Светили звезды, но и только. Офицер поерзал, попробовал почесаться, тихо выругался и решил, что повод открыть рот уже есть.
— Объясните, — сказал он. — Вот вы весь полет строите предположения, планы, варианты… а смысл? Повлиять все равно ни на что нельзя. Кто мы такие? Экипаж малого истребителя — меньше, чем никто. Винтик войны. Действуем по приказу, шаг в сторону — трибунал. Так в чем смысл?
— Кэп, ты не представляешь, как сильно неправ! — укоризненно сказал стрелок. — Как раз на войне свобода! Убивай не хочу! Ну и… планируй убийства, чтоб самого не грохнули!
Мигнула в секторе звездочка. И еще одна. Офицер похолодел.
— А… точно, что перехватят на последней трети пути? — выдавил он.
— Мы предполагаем, — командир внимательно смотрел на него. — Но америкосов здесь нет.
— А… европейцы? А то у меня что‑то звезды мигают… А не должны, мы же не на Земле…
— Кэп, не тормози! Где?
— Плюс! Левый двадцать, двадцать пять! — торопливо доложил офицер.
— Тревога, тревога! — громко заговорил командир. — Мерцание в плюсе, левый двадцать, двадцать девять… уже тридцать один…
— А если я ошибся? — запаниковал офицер.
— Стукнут на оклад… какой, к черту, ошибся?!
— «Семерка», повторите! — прорвался голос дежурного. — Ой, уже не надо…
Даже в динамики связи было слышно, как взвыла сирена тревоги.
— Множественные цели, — пробормотал командир. — Ну‑ка подсветим…
Полыхнуло и погасло.
— Это вам, братцы, не «Дьяболо», — сообщил напряженно командир. — Это вам, братцы, полноценные SS. И до черта. Нарвались!
Одним из первых кирпичиков в фундаменте новой веры стала власть компетенции. Правило, немыслимое на Земле двадцать первого, да и двадцать второго века тоже. Только в пространстве, только рожденный в космосе лейтенант мог беспрекословно подчиниться старшине, потому что тот УМЕЛ ЛУЧШЕ. Что‑то очень сильно изменилось в психотипе людей пространства. Настолько сильно, что честолюбие и жажда лидерства, присущие человечеству от начала времен, оказались оттесненными на вторые, а то и на пятые роли. А на первую роль выдвинулась… нет, не забота о других, о чем мечтаю лично я, а, я бы так сказал, честность. Еще можно сказать — справедливость. Маленькое изменение, влекущее громадные, до конца не осознанные последствия.
